– Весьма похвально, – сказал Павел. Потом подумал, что его слова выглядят несколько иронично-издевательски и замолчал…
– Он был прекрасным человеком. – Вот сейчас она заплакала по-настоящему. Навзрыд…
– Что вы можете сказать о его родных?
– Они умерли… Филипп ничего мне не рассказывал. Наверное, это была для него тяжелая травма.
«Возможно, он просто не хотел с тобой ничем делиться», – подумал про себя Павел…
– Ясно, что-то еще можете добавить?
– Могу! Он в последнее время боялся звонков… из Италии.
– Из Италии? – удивился Павел. – Как вы это поняли?
– Зазвонил телефон. Он кинулся к нему, увидел номер и побледнел. Я спросила, что такое? Он ответил: ничего. Но я потом посмотрела на первые цифры номера, мы стояли рядом. Это была Италия.
* * *
В квартире, где жила Шифман, все было перевернуто вверх дном.
– Видите, – сказала Шалинская, – что здесь творится. Кое-что мне удалось убрать…
– Зря… – прервал ее Павел. – Надо было оставить все в неприкосновенности.
– Не подумала в тот момент… – Она посмотрела на Павла и спросила: – Как вы думаете, она жива?
– Будем надеяться.
Сегодня ее лицо было особенно бледным. Колечко в носу отливало тускло-желтым светом. Тени под глазами дедали ее похожей на нахохлившуюся черную птицу. Это сходство усиливала черная одежда – размахайка и брюки.
Подписав бумаги, она ушла, а Рудягин, оставшись один, осмотрелся…
Что здесь искали? Кому понадобилось все переворачивать в квартире? И кто это сделал?
Нашли искомое или нет? И как это узнать? Ну неспроста же учинили такой разгром? Что-то, по словам Шалинской, удалось убрать, что-то осталось… Зря она, конечно, прибиралась. Отпечатки пальцев стерлись, и теперь нельзя установить, кто здесь был. Хотя, вероятно, что-то еще можно найти.
Надев перчатки, Павел стал внимательно смотреть в комнате… Картины, картины… Выдвинув ящики стола, увидел записные книжки. Пролистал – в основном записи прихода-расхода. Какие-то беглые заметки…
Все осмотрев, он позвонил Светлане Демченко.
– Привет! Как дела?
– Ничего нет.
– Совсем ничего?
– Все осмотрел.
– Сейчас я подъеду…
– Жду…
Светлана приехала быстро. Поздоровавшись с коллегой, она прошла в комнату.
– Ничего никогда не бывает, – назидательно сказала она. – Попробуем что-нибудь найти.
– Я, похоже, – пас. Осмотрел все.
– Понятно. Здесь нужен опыт. Как у собаки-ищейки. С той только разницей, что у нее нюх природный, естественный, а у нас – приобретенный. И мы его должны выработать… Он почти как интуиция. Ходишь и всматриваешься в предметы.
– Внюхиваешься, – попробовал было пошутить Павел.
– Внюхиваешься – серьезно сказала Светлана. – И это без шуток.
Через несколько минут Светлана уже обходила квартиру. Метаморфозы были налицо: она подтянулась, выражение лица сделалось сосредоточенно-серьезным. Упомянутое сходство с собакой-ищейкой стало явным. Павел хотел было продолжить разговор, но не осмелился. Светлана словно пребывала в своем мире… ни на что и ни на кого не обращая внимания. Она внимательно скользила взглядом по полкам и стенам, осмотрела диван, постучала по обивке, потом так же внимательно обошла кухню, выдвигая каждый ящик и заглядывая в банки.
Затем она села на табурет и закрыла глаза. Только Павел хотел спросить: все, значит, я был прав, и здесь ничего нет, как Светлана поднялась с табуретки. Как сомнамбула она снова проследовала в комнату и начала все осматривать повторно. Наконец, издав странный возглас: нечто среднее между криком дикаря и ироничным хмыканьем, она с сияющим лицом обратилась к Павлу.
– Вот. Смотри… – Светлана поднялась с табуретки и указала на ящик сбоку.
– Не понял. – Павел подошел поближе…
– Смотри внимательней… тут щель, разглядеть ее нелегко. Но могу уверенно утверждать, что здесь что-то есть. Это мне сообщает нюх ищейки, тот самый, о котором я тебе говорила…
– Осталось только проверить…
– Сейчас мы это и сделаем.
Из сумки Светлана достала набор инструментов, и через несколько минут перед Павлом возникла картина небольшого размера – примерно 20х30 сантиметров, пейзаж.
– Обычная картина, – сказал он.
– Если бы была обычной, ее бы здесь не прятали, – назидательно сказала Светлана. – Раз она в тайнике, значит, есть причина держать ее здесь. Иногда бывает в картинах делают тайники для наркотиков. – Она осмотрела полотно внимательно.
– Нет, похоже, это всего лишь картина.
– Но она была спрятана, а мы ее все-таки нашли. Я же говорила…
– Я тебе не верил. Прости…
Коллега скользнула по Павлу взглядом:
– Это нормально… Все приходит с опытом. Я тоже поначалу была зеленой и неумелой. Потом все изменилось. Так что не ругай себя слишком сильно, ты не виноват.
– Но ты даешь! – восхитился Павел. – Я тебе просто аплодирую.
– Рано! Надо узнать, почему эта картина представляла такую ценность.
– Подпись есть?
Светлана внимательно вгляделась в картину. Поднесла ее ближе к свету.
– Похоже, что – нет. Она без подписи.
– Так бывает?
– Как видишь!
– И что нам делать?
– Надо подумать. С ходу не решишь…
– Может быть, зайдем и посидим в кафе.
Коллега качнула головой.
– Не могу. В другой раз. Сейчас слишком много дел, каждая минута на счету.
Светлана позвонила на следующий день. Павел как раз вышел из кабинета начальника Вась Васича, которому доложил о проделанной работе. По лицу шефа нельзя было понять, доволен он или нет. Вась Васич хранил невозмутимость, и это Павла немного раздражало: хотелось эмоций, но их не было.
Потом начальник отпустил его, и тут позвонила Светлана.
Она находилась в шумном месте, и ей приходилось чуть ли не кричать, чтобы он мог услышать ее.
– Я поняла, что тебе нужно сделать.
– Что?
– Нужно с этой картиной пойти на экспертизу. К искусствоведу.
– Да?
– У меня может кончиться зарядка! – кричала Светлана. – Так что записывай.
– Ты можешь позвонить, когда я дойду до кабинета.
– Нет, – отрубила Светлана. – Либо запоминай, либо найди блокнот с карандашом – срочно.
– Минуту. Ладно. Давай диктуй…
