Глава двенадцатая
Рука, протянутая в никуда
Бывало, я считал занятным смешивать комическое с трагическим. Теперь же я дорого бы дал за умение различать их.
Джон ле Карре
Он вел поезд аккуратно, да что там говорить – он любил свою машину и ласково называл ее «косаточка». Поезд напоминал ему игривую косатку, которая плещется в воде и пускает вверх струи. Наверное, машинистом он хотел быть всегда. В десять лет собирал паровозики и увлеченно играл в них. Ту-ту-ту…
Сейчас он был внимателен, потому что скоро они подъедут к станции. В пасмурный день над деревьями витал туман, клочьями висящий над верхушками, как будто зеленые кроны прочесывал белесый гребень. Внезапно рядом с рельсами он увидел какую-то темную тушу. Первая мысль была – сбитый зверь. Вторая, промелькнувшая молнией: «Неужели человек?!» Тут же он услышал дрогнувший голос помощника:
– Тормози, Саныч!
«Черт, – подумал он. – Вот напасть. Что с ним?» Успеют ли они вызвать «Скорую»?
Как потом выяснилось, «Скорая» не могла помочь. Человек был уже мертв. Мужчина лет семидесяти. В темной куртке и темно-серых брюках. Его застрелили.
Вот жуть!
* * *
Возвращались они поздно. Фары машины освещали дорогу, но все равно складывалось впечатление, что они едут в полной темноте. Фонари по краям дороги светили тускло… Светлана подалась вперед.
– Осень – теплая, но скоро холода придут. А мне еще детям зимнюю одежку и обувь покупать… Ты как?
– Нормально, – ответил Павел. Но он понимал, что Светлана имеет в виду другое: как он обживается в Москве, как привыкает к ней, что чувствует…
Она метнула на него взгляд, но промолчала. А что Павел мог сказать в ответ? Да, порой было паршиво, он вспоминал свой родной город под Ярославлем и хотелось домой. Его не прельщала эта шумная, агрессивная Москва, в которую все стремились в поисках своего места под солнцем. Паша даже не мог признаться самому себе, что ему иногда хотелось все бросить и уехать на родину. Те мелочи, которых он не замечал, живя дома, теперь всплывали так ярко и выпукло, что от тоски ничто не спасало. Он был в Москве одинок и вечера проводил либо за компьютером с фильмами, либо просто читал… От прежней хозяйки остались книги, шикарная библиотека, и он любил взять томик и сесть с Авенариусом… Новалисом…
Читая эти книги, он ощущал себя охотником, продирающимся через густой лес к далекой светлой поляне, которая мерцала впереди… Названия и авторы были незнакомы. Тацит, Петроний, Ювеналий… И странное дело – ему никто не был нужен. Он не стремился завести знакомство с какой-нибудь девушкой и начать с ней роман… На грубоватые шутки коллег он не отвечал. Родственную душу нашел только в Светлане – грубоватой крашеной блондинке, которая на самом деле была милейшим человеком с добрым сердцем…
– Ты поел?
– Да. Перед выездом…
– Так времени, поди, сколько прошло. Давай заедем в какое-нибудь кафе. Перекусим. Сердце болит, когда мужик рядом голодный…
– Ну давай… – Павлу было приятно, что о нем беспокоятся и кому-то не безразлично – голоден он или нет.
Они притормозили у придорожного кафе. Светлана втиснула машину между черным внедорожником и серебристым «Ниссаном». Пару раз обернувшись, и убедившись, что машина припаркована как надо, первой потянула на себя дверь кафе с незамысловатым названием: «Придорожный очаг».
Пашина коллега еду обычно предпочитала немудреную: гамбургеры, картошку фри, сухарики с чесноком. И еще любила пиво – холодненькое, с пеной…
Сделав заказ – картошка со свиной отбивной и пиво, – Светлана села за стол и сняла куртку.
– Уф! Можно расслабиться теперь. По-человечески. Наконец-то!
– Угу. – Сам Паша колебался между рыбой и киевскими котлетами. Но рыба все-таки победила. Он также заказал пива, и теперь высокие кружки стояли рядом, слабо шипя.
– Красота!
Светлана отпила пива, и белая пенка усов пролегла над ее верхней губой.
– Жизнь не так уж плоха, несмотря на все эти экономические скачки и неурядицы… С деньгами, сам понимаешь, то густо, то пусто… Так и живем. Как практически все – от зарплаты до зарплаты. А когда получишь ее, удивляешься – почему она так быстро улетучивается. Не успела деньги в руках подержать, а их уже нет.
У Светланы помимо мужа и двоих детей была еще парализованная мать, которой она пополам с братом оплачивала сиделку.
– Моему братану впору самому сиделку нанимать. Все с какими-то непонятными женщинами якшается… не может нормальную бабу найти себе. Сплошь какие-то стервы попадаются.
– Наверное, это не так легко – найти нормальную женщину.
– Точно. Ты-то как сам? Нашел девушку? Или все холостякуешь?
– С Тацитом…
– С кем, с кем?
– Автор такой древний. Тацит. Историк.
– А… Смотри не переусердствуй. У нас в родне был такой историк. Кончил плохо… Умер от инфаркта и пролежал в квартире три дня… Если бы не истошные вопли кота, которые услышали соседи, то пролежал бы, наверное, дольше.
– А что было с ним потом?
– С кем? – не поняла Светлана.
– С котом?
– Странные у тебя вопросы, – подозрительно сказала она. – Кто-то из родни его взял, наверное. Или убежал он. Не помню… Такие вопросы лучше посторонним не задавать. Я-то тебя пойму, а вот другие… Подумают, что у тебя кукшечка поехала. То Тацита читаешь, то каким-то котом интересуешься…
Паша не мог сказать, что его интересует все странное и необычное. Что было, например, с людьми, которые поженились? Ну вот и стали они жить-поживать и добра наживать… А дальше? Все так добро и копили? Скучновато будет…
– Как тебе этот тип? Художник, что он делал в такую рань?
– Приехал, чтобы встретиться с кем-то.
– А этот кто-то взял и убил его… Так получается?
– Похоже – да.
– Один из звонков – Рогову, что он хотел сказать? Предупредить?
– Мог и шантажировать?
– Тоже версия. И не хуже других.
– Еще пропавшая Шифман.
– Что-то слишком много художников.
– Кажется, был такой детектив. «Слишком много сыщиков». Рассказ с участием Ниро Вульфа. Читал когда-то в детстве.
– Надо же, помнишь!
– Да… помню… – У Паши перед глазами встал этот растрепанный томик, пахнувший книжной пылью… Как интересно было читать и перелистывать страницы в надежде поскорее узнать, кто же преступник. – Шифман писала картины, копируя Марию Башкирцеву.
– Ты мне рассказывал. Несчастная молодая художница, умершая от чахотки. Жила в основном в Европе.
