– Кажется, одного из твоих красавцев задержали… – бросил начальник. – Того, кто напал на Данилу Соболевского. Так что езжай на место.
Начальник продиктовал адрес, и Павел выехал туда, куда ему было приказано отправиться.
Как хорошо, что в моменты растерянности и самоедства появляются спасительные приказы. Сразу нужно совершать конкретные действия и нет никаких отвлекающих мыслей и маневров…
На месте выяснилось, что задержали Германа Силантьева в Подмосковье. Он полез на одну дачу, и бдительная соседка сразу вызвала полицию. Лидия Васильевна – бабуля лет семидесяти с небольшим, с крашеными рыжими волосами и в шляпке с большим серебристым цветком на боку – говорила, время от времени поджимая губы.
– Я поняла, что здесь что-то не так. Сплю я плохо. Ах. – Она поднимала вверх глаза, подведенные черными стрелками. – Бессонница замучила. И я только что посмотрела документальный фильм об Ольге Лепешинской. Я ее еще видела вживую. Таких балерин сейчас не делают. Понимаете? Накапала валерьянки, потом выпила коньячок…
Паша про себя улыбнулся: валерьянка и коньячок – чудесное сочетание. Как сказала бы его сестра Татьяна – «стремное»…
– Но сон проклятый не шел никак. Подхожу к окну – луна светит. Молодость вспомнилась, взгрустнулось… И вдруг вижу в окне слабый огонек. А соседа давно нет. Он куда-то уехал… Поэтому на дачу могли покуситься воры. И это ужасно! Я читала, что с наступлением осени они лезут на дачи. Ах, что читала! Я знаю. У нас два года назад ограбили чудесную дачу… Там проживала вдова академика… Она не пережила, что воры украли ценные вещи – картины, сувениры, коллекцию минералов…
– Зачем же она хранила эти ценные вещи на даче? – удивился следователь, Марьянов Николай Петрович, плотный жизнерадостный мужчина лет сорока. – Очень неразумно по нашим временам.
– Из-за детей. Она боялась, что Никуся и Виталик все вещи, оставшиеся после отца, вынесут на помойку. Видите ли, молодой человек, люди вашего поколения не очень-то ценят старые вещи… Им кажется, что это – пыль, труха. А это – молодость, воспоминания, аромат эпохи…
– Я понимаю… – Марьянов бросил взгляд на Павла. – Сочувствую… Значит, вы услышали какие-то звуки и увидели свет.
– Да… Я позвонила в полицию. Меня моя дочка Рита всегда так учила: видишь или слышишь что-то странное – звони в полицию. Приедут, разберутся. Сейчас много хулиганов, больных людей и просто воришек…
– Вы все сделали абсолютно правильно.
– Вы знали вашего соседа? – спросил Павел.
– Плохо. Он объявился тут недавно, где-то год назад. Умерла прежняя хозяйка дачи, его дальняя родственница. Он даже еще толком в наследство не вступил… Его наш председатель все торопил… Иначе получается, что он как самозванец живет. Он собирался довести до конца оформление, но куда-то пропал…
– Это он? – Павел достал фотографию Полянского.
– Да-да. – Я уже говорила об этом.
– Просто мы с Николаем Петровичем хотим убедиться в этом еще раз. А что вы можете рассказать о том соседе?
– Почти ничего. Такой тихий. Вежливый… Но несколько нелюдимый… Пройдет, поздоровается, и все. Никаких разговоров. С прежней хозяйкой мы вполне дружили… Он был ее родственником, и она оставила ему завещание на эту дачу.
– Ясно… Значит, с вами он общался мало. А с другим соседом? Отношения были?
Лидия Васильевна энергично замотала головой:
– С ним тоже почти не контактировал. Но тот полковник в отставке, ему все равно… Он и со мной мало общался. Гордец такой. – По тону и по виду Лидии Васильевны было ясно, что данным обстоятельством она весьма раздосадована, но ничего не может с этим поделать…
На даче поскрипывали половицы, серый кот ходил, выгнув спину, и всем своим видом выказывал презрение к пришельцам.
– Значит, вы своего соседа почти не знали?
– Да, именно так, вы сказали точные слова – «почти не знала». Так оно и было.
– А где он работал?
– Сказал, что в реставрационных мастерских. А более подробно я и не расспрашивала. Он не располагал к беседам. Замкнутым был. Ведь могли бы подружиться… – она взмахнула черными, густо накрашенными ресницами. Старая куколка – увядшая и потрепанная жизнью. – Один раз я даже шарлотку испекла и пришла к нему – угостить. Он взял два куска. Вежливо поблагодарил. Но даже не пустил к себе. А ведь правила вежливости обязывают. Но кто сейчас думает об этих правилах.
Глаза ее блестели, и в уголках таились невыплаканные слезы…
– Получается, что в доме у него вы не были.
– Не была.
«Несмотря на шарлотку», – мысленно добавил Павел.
– Но иногда вы с ним все же виделись?
– Я ж говорю, если сталкивались. Поздороваемся, и все. У меня было впечатление, что он меня даже избегает. Не хочет общаться.
Правильное впечатление, сказал Павел и смутился, потому что понял, что нечаянно проговорил эти слова вслух.
– Простите… А кто-нибудь к нему приезжал? Бывал у него?
– Никто. Во всяком случае, я никого не видела.
– То есть он всегда был один.
– Да.
– А что он делал на даче? Копался в огороде? Сажал цветы? Или просто отдыхал?
– В основном был дома, что меня удивляло. Погода хорошая, а он дома сидит. Нет, он выходил, но ненадолго. Хотя от прежней хозяйки остались прекрасная беседка и скамейка… Вы же видели… И никому это не надо. Прежняя хозяйка любила чай пить… Меня пригашала…
– А при прежней хозяйке он здесь бывал?
– Нет. Ни разу.
– Как часто он приезжал сюда?
– Ну… раз в неделю – это точно. Дня на два, потом снова уезжал. Постоянно он здесь не жил… А ведь у нас места такие красивые. Озеро есть, говорят, на дне колокола церковные. И в тихие дни можно слышать звон затонувших колоколов…
Павел вопросительно посмотрел на Марьянова, а тот на него.
– Ну что, пошли посмотрим на нашего подозреваемого.
– Да.
Герман Силантьев ничего отрицать не стал. Сказал, что залез «поживиться», так как на брошенных дачах осенью есть что взять.
– Не такая уж она и заброшенная, – возразил Павел. – Вы сильно рисковали…
Силантьев бросил взгляд на него. Лицо, как говорится, стандартное и ничем не примечательное. Какое-то бабское. Гладко выбритое. С твердым подбородком… На левой руке нет кончика мизинца.
– С какой целью вы залезли туда?
– Я же говорю – поживиться. – Голос был глуховатым, низким…
– Наобум?
– Да.
Рудягин и Марьянов задали задержанному еще несколько вопросов, но Силантьев твердо держался своей линии: он залез в поисках денег на первую попавшуюся дачу.