– Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде.
– Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо.
Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать.
– Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою.
Взял меч, принялся затачивать острие.
А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было.
Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял.
Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул.
Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали.
Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается.
Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив.
Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав.
Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом:
– Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем?
Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала.
И вдруг замычал Беррен громко.
Обернулся Ерофей.
Воин стоял, мечом в степь указывал.
Там из-за гряды холмов всадники показались.
Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили.
Началось.
Закричали в ауле, забегали.
В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову.
Глянул в степь.
Разбойники быстро приближались.
Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял.
Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось.
Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу.
Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула.
Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают.
Шел Ерофей и губами шевелил.
Тихонько так.
"Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь".
Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался.
Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил:
– Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном.
Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят.
– И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель.
Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил.
Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает.
А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли.
Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул:
– Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.
Серке тоже вперед выдвинулся. Руки на пояс положил, ноги расставил. Крикнул в ответ:
– Чего тебе, пес?
Рассмеялся Кокжал.
– Смотрю, знатно подготовились к встрече гостей. Ну да ладно, так даже интереснее.
Серке стоял неподвижно.
– Эй, травоядные! – продолжал надрываться главарь. – Хотите задницы свои грязные спасти? Я вам поединок предлагаю. Выиграете, пощажу. Идите, куда пожелаете.
– Почему бы и нет? – ответил батыр.
Абдикен подошел к нему. Сказал свистящим шепотом:
– Нет ему веры. Обманет, вместилище шайтана.
– Ничего, – Серке пожал плечами. – Победа поднимет наш боевой дух, а их опустит.
– А если проиграем, да не дозволит этого Аллах? – настаивал Абдикен.
– Никто не собирается проигрывать. С чего ты взял?
Абдикен мотал головой.
– Нет, мы не можем так рисковать…
И тут спорщиков раздвинул Тауман. Прошел сквозь них, направился к бандитам. Палицу по привычке на плечо водрузил.
– Вернись, тупоголовый, – прошипел Абдикен.
Но Серке хлопнул старика по плечу.
– Не беспокойся, Абеке. Тауман скоро вернется.
Беспокойный старейшина умолк. И впрямь, кто с Тауманом сможет совладать?
Кокжал поднял руку с плетью.
– Ага, решились-таки. Хороший у вас боец. А вот наш воин.
Всадники за его спиной разъехались, уступили дорогу наезднику на белом коне.
Ерофей прищурился. Как такой замухрышка устоит против Таумана?
Разбойник был низенький и тощий. Даже в седле видно, что ростом не удался. В левой руке круглый щит, в правой кривая сабля. Лицо смуглое, бородатое. В общем, Тауману на закуску.
– Вот оно как, – заметил Абдикен, приглядевшись. – Ну, пусть будет по-вашему, да поможет ему Аллах.
