— Что именно? Ты можешь рассказать мне.
— Нет. Я собираюсь рассказать это Чарли, а не Экроту.
— Он — отец ребенка.
— И что? — безразлично интересуется историк, склоняясь к ней. От него пахнет сигаретами, но даже этот запах не способен перебить запах зверя. Теперь она чувствует его отчетливо, и волчица внутри нее желает склониться перед ним. Его волк, наверняка, это чувствует.
Ужас!
— Не переживай, волчица, — добавляет он с усмешкой. — Ты меня не интересуешь. Я ненавижу вервольфов и предпочитаю обычных женщин. Просто передай Чарли, чтобы она со мной связалась.
Он отталкивается от стены и спускается по лестнице.
— Я не пойду против своего альфы, — говорит она вслед ему.
— Даже если от этого зависит ее жизнь?
— Что это значит?
— Просто передай мои слова, — приказывает он, и исчезает на темной аллее.
А Венера, придя в себя, скрывается за дверью своего дома.
Только оказавшись в тепле и безопасности и восстановив сердцебиение до нормального, она открывает глаза. Смотрит на свое растрепанное отражение в зеркале прихожей и прикусывает губу.
Как же ей поступить?
Глава 6
Когда я от души захлопнула за собой дверь спальни, то как-то не подумала, что перед ужином хорошенько выспалась. А даже если бы и выспалась, то вряд ли бы сейчас уснула.
Мне хотелось рвать и метать. Буквально.
Еще вернуться к Доминику и высказать все, что я думаю о его заботе.
Заботе!
Давай, Шарлин, я посажу тебя в высокую башню до тех пор, пока ты не разродишься моим волчонком. Хочешь знать, что происходит за твоей спиной? Обойдешься! Это же может угрожать ребенку. Ты сама угроза ребенку, Шарлин. Перестань думать и анализировать. Просто подожди несколько месяцев, а после можешь быть свободна.
Я мерила шагами комнату, тем более что мерить тут было что. Она была условно разделена на гостиную с диваном и креслами и спальню с сексуальным аэродромом и массивным комодом, и в ней можно было устраивать забеги. Ну или вечеринки. Комод и кресла были стильными. И люстра с плафонами-свечами — тоже. Мне бы понравилось, будь я зла чуточку меньше.
На каком-то круге я сдалась, устроилась на широком, заваленном подушками подоконнике с ноутбуком. Я не собиралась писать роман, но когда поняла, что вайфая в этой глуши нет, решила — у меня подходящее настроение для описания кровавого убийства одного белого и хвостатого.
Не просто нет вайфая. Сети тоже не было!
Тогда я как можно аккуратнее закрыла ноутбук, отложила его в сторону и пару минут рычала в подушку. Полегчало. Совсем немного. По крайней мере, мне расхотелось немедленно спуститься, отыскать в этом лабиринте Доминика и порычать уже на него. Я помнила, чем это закончилось днем, и не хотела устраивать очередной секс-марафон. Кажется, именно так проявляется моя волчья сущность.
Обойдутся!
И сущность, и Доминик.
От нечего делать и все еще бурлящей во мне энергии я разложила собственные вещи. Сходила в душ, который оказался на этаже, переоделась в футболку и шорты и заползла под одеяло. Чтобы тут же в полной мере прочувствовать свое одиночество.
Что было очень странно.
Я ведь привыкла быть одна. Засыпать одна. Спать одна. Просыпаться одна. Это было нормальным. Естественным. Но я делала это в своей постели, а не носилась по чужим домам. Я всегда могла отправиться к родителям или поговорить с Рэбел. А сейчас меня будто от них отрезало. Отгородило стеной, за которой раскинулся Морийский лес.
Но самое странное и раздражающее заключалось в том, что я не скучала по маме или папе, не скучала по Рэбел или моему магазину. Я тосковала по этой наглой скотине, козловолку и волкокозлу!
Хотя наша с Домиником стена была гораздо тоньше и одновременно толще всех стен вместе взятых. Тоньше — потому что изо всех комнат в этом домомузее он выбрал спальню по соседству. Я это знала, потому что не просто слышала его, я чувствовала его.
Доминик пришел, когда я уже лежала в постели, и остановился возле моей двери. Я затаила дыхание и даже уловила, как он касается дерева, проводит по нему ладонью, будто раздумывая, толкнуть дверь или нет. Наверное, это было только мое воображение, и ничего он там не раздумывал, но то, что он приходил, я знала точно.
Потому что слух обострился до предела, и до меня донеслись его по-звериному мягкие шаги. Я слышала, как они сначала удаляются, а потом снова приближаются. Даже решила, что он возвращается, но оказалось, он ходит по своей комнате. Шорох одежды, тихо скрипит кровать, еще тише звучит его глубокий вздох.
Чувствовать и слышать все это было поразительно. И раздражало!
Ему не спалось, и из-за этого не спалось мне!
Я ворочалась и ворочалась, раздумывая надо всей этой ситуацией. Что ему скажу. Что потребую! Но думалось плохо, и, в конце концов, я провалилась в тяжелый сон.
А проснулась в обнимку с Домиником.
Под пальцами ощущались сильные плечи, я прижималась к нему всем телом, и мне было тепло и приятно. Его дыхание щекотало волосы на моей макушке, ладонь покоилась на моем бедре, на том самом, которым я ощущала возбуждение вервольфа.
— Что? — резко отпрянула я. — Что на этот раз?
— И тебе доброе утро, Шарлин. — Бодрый Доминик приподнялся на локте и насмешливо смотрел на меня.
— Я же сказала, чтобы ты не заходил в мою спальню! Со сменой дома правила не изменились!
— Я к тебе не заходил, — врет это животное.
— Тогда как объяснишь свое появление в моей постели?
— Хотя бы тем, что сейчас мы в моей постели.
Только сейчас до меня доходит мысль осмотреться, и я запоздало понимаю, что комната по стилю очень походит на ту, в которой я заснула. Такая же большая кровать, комод-близнец и зеркало. В другой части большой белый камин и нет подушек на подоконнике, моих вещей тоже нет. Это совершенно точно не моя новая спальня.
— Ты перенес меня сюда? — интересуюсь осторожно, хотя уже предчувствую, что ответ мне не понравится.
Совсем не понравится.
— Ты пришла сюда ночью и, очевидно, решила, что я плюшевый волк.
Мне снова захотелось зарычать и закрыть пылающее лицо руками. Что я и сделала, при этом рухнув на подушки. Смысл убегать сейчас?
— Я ничего этого не помню, хотя и не пила. Я даже твой десерт не ела. Что вообще происходит?
Я растопыриваю пальцы и сквозь них вижу, что Доминик склонился надо мной.
— Думаю, тебя тянет ко мне даже во сне.
— Значит, следующей ночью запри дверь.
— Ну уже нет, моя маленькая альфа, — Доминик абсолютно серьезен, — ни за что не лишу себя такого удовольствия.
