— Потому что ты моя женщина, Шарлин.
— И поэтому у меня прав меньше, чем у этого кресла? — Я киваю на ближайшее.
Доминик вскидывает брови.
— Отнюдь. На своей территории у женщины альфы столько же прав, сколько и у самого альфы.
— Он тоже альфа. Старейшина.
— Это не имеет значения. Сейчас он на твоей территории. Именно поэтому я привез тебя сюда. Здесь ты под защитой, моей и моей стаи.
Сказать, что я сбита с толку — ничего не сказать. Но, наверное, пора бы уже привыкнуть, что с Домиником либо сплошные тайны, либо сразу вся информация в лоб. Где он раньше с этой информацией был?
Хотя я понимаю, где. Альфа не хотел давать мне все козыри в руки. Так почему дал сейчас?
— То есть я могу запросто выгнать твою невесту и ее альфадядю?
— Могла бы. Не окажись меня в поселении. Ты подчиняешься мне.
А вот и поправки к законам пошли!
— В этом наша проблема, Доминик. Ты привез меня в стаю, но даже не потрудился объяснить, что к чему. Какие у меня права, с кем говорить, а с кем не стоит. Я не знаю ваших волчьих законов. Ты говорил, что понятия не имеешь как вести себя с беременными. Но я тоже первый раз беременна, и мне, бесы, страшно!
Последнее я практически прокричала ему в лицо, и с ужасом осознала, что все это правда. Мне страшно. Мне действительно страшно, что я потеряю ребенка. До его рождения, потому что просто не выдержу напряжения, свалившегося на меня, или после, когда Доминик заберет его. И я не представляла, который из этих вариантов хуже.
Я по выработанной годами привычке запечатала этот страх глубоко в душе, но сейчас эта печать сорвалась, и все это неконтролируемым потоком вырвалось наружу. Меня затрясло, как в ознобе, по спине прокатилась волна холода, я зажмурилась, чтобы сдержать слезы, и рванулась.
Доминик не пустил меня, прижал к себе так, что я лицом уткнулась ему в ворот его рубашки.
— Так может, пора начать решать наши проблемы вместе, Шарлин? — поинтересовался он глухо.
— Я сказала: «наша»? — Наверное, количеством сарказма в моем голосе можно было подавиться. — Ни беса она не наша. У нас с тобой вообще ничего общего!
— У нас будет ребенок.
— Да, но мы не семья, Доминик.
— А ты хочешь семью?
— Конечно, я хочу семью! — рыкнула я и добавила: — Я всегда ее хотела. Нормальную, обычную семью. Без других жен, любовниц, старейшин и тайных врагов. Мы с малышкой не та семья, которая нужна альфе. Не та, что нужна тебе.
Доминик отпустил меня так резко, что я покачнулась.
— С чего ты взяла?
— Мне об этом говорят все, кому не лень.
— Но меня ты забыла спросить. Это действительно наша общая черта, Шарлин. Мы очень любим решать за других.
Я не верю своим ушам.
— Сложно трактовать твои слова про то, что ты отнимешь у меня дочь, как-то еще! — взрываюсь я.
— Разве я говорил, что отниму? Если мне не изменяет память, я предлагал тебе остаться вместе со мной и нашим сыном.
Во мне вспыхивает уже знакомое звериное желание его покусать, которое я тут же давлю, затаптываю, потому что наши ссоры поднимаются по спирали, но так ни к чему и не приводят.
Я складываю руки на груди и, глядя ему в глаза, говорю:
— Хорошо. Ты хочешь быть со мной?
— Я твержу это с тех пор, как ты переступила порог моего дома в Мантон-Бэй.
— Как с любовницей, — хмыкаю я.
— Как со своей парой.
Доминик множество раз называл меня своей женщиной, но парой впервые. Не женой. Не возлюбленной. Своей парой. Будто в этом кроется какой-то скрытый, более глубокий смысл, в который я отказываюсь верить.
— Всего этого не было бы, не окажись я имани, — напоминаю я. — Не забеременей от тебя.
Доминик вновь шагает ко мне, и он серьезен, как никогда.
— Это всего лишь жалкие отмазки, Шарлин. Чтобы не принимать то, что мы оба чувствуем. То, что с самой первой встречи происходит между нами.
Он кладет ладони на стену, по обе стороны от меня, словно еще больше замыкает нас в этот капкан, в котором мы давно бьемся. Вместе.
— Наш ребенок, — продолжает Доминик, — доказательство того, что от судьбы не уйдешь. Что мы созданы друг для друга. Я давно это признал, когда же, наконец, это признаешь ты?
Он замолкает, а я, наверное, впервые не знаю, что ответить. Потому что не верю в судьбу. Не верю во все эти сказки про две половинки. Но Доминик прав — ребенок тут ни при чем, и мои гены тоже. Иногда мне хочется его покусать, иногда просто видеть не могу эту волчью морду, но рядом с ним мое сердце болит и дрожит. Но я понимаю, что бьется оно для него.
Я не знаю, что ответить, поэтому просто приподнимаюсь на носки, обвиваю руками сильные плечи и целую его. Одно невинное прикосновение губ к губам — и Доминик перехватывает контроль. Он целует меня жадно, вжимает в свое тело, зарывается пальцами в мои волосы, а я, кажется, пьянею от всего этого.
Только одна настойчивая мысль не позволяет мне расслабиться, отдаться ему и чувствам целиком. Потому что это важно. Для меня это безумно важно. Потому что я готова быть с Домиником. Его женщиной. Его парой. Матерью его детей. Мне даже кольцо на пальце не нужно.
Но мне важно быть единственной.
Поэтому я отстраняюсь и спрашиваю:
— А как же свадьба с Одри?
Он дышит, как после пробежки, и долго смотрит на меня, прежде чем ответить.
— Свадьбы с Одри не будет. Переговоры о союзе с Конеллами велись с тех пор, как я вступил в права альфы. Но раз сегодня старейшина здесь, я официально его расторгну.
Мне понадобилась минута, а может больше, чтобы до меня окончательно дошел смысл его слов.
Доминик не женится на Одри.
Я тут ревную, схожу с ума от беспокойства, а он на ней не женится? На ком тогда женится?
— Ты расторгаешь союз с Конеллами, чтобы заключить его с другой волчицей?
Доминик смотрит на меня как-то странно, а после вдруг смеется.
— Нет, Шарлин. Я не собираюсь жениться ни на одной волчице.
Я выдыхаю с облегчением: впервые за все это время напряжение, сковывающее меня, отпускает.
— Почему ты не сказал мне сразу?
— Хотел сделать это после того, как расторгну наше соглашение. Вообще-то это должно было произойти завтра на совете старейшин, но раз Конелл здесь, не вижу смысла тянуть с решением.
Я бью ладонями по его груди.
— Ты невыносимый! Ты в курсе, что с беременными так нельзя? Нельзя заставлять меня нервничать!
Мои руки перехватывают, заводят за спину. Доминик склоняется надо мной, пощекотав губами мое ухо.
