Улыбка у него такая широкая и довольная, что я уже уверена — мне это точно не понравится. Но я все равно спрашиваю:
— Какое?
— Потому что твоя волчица или суть имани, называй как хочешь, признала во мне своего альфу. — Доминик перестает улыбаться. — Поэтому если ты делаешь это ради того, чтобы снять мой приказ, то у тебя вряд ли получится.
Бесы!
Хотя ладно.
— И это тоже, — признаюсь я. — Нет так нет, но я от своих слов не отказываюсь. Я по-прежнему хочу овладеть голосом альфы, а ты ничего не теряешь.
— Я обучался этому восемь лет.
Сколько?!
— Но я был ребенком. Подростком. Возможно, тебе понадобится меньше времени.
Или больше.
— Я рассчитывала научиться этому за неделю, — заявляю невесело. Какое тут веселье? Кампала не станет ждать, пока я разберусь во всех нюансах волчьих способностей.
— Посмотрим, — кивает Доминик. — Можем начать после обеда. Если, конечно, ты хорошо себя чувствуешь.
— Я чувствую себя прекрасно и готова начать хоть сейчас, но ты не ответил на остальные вопросы.
— Планы насчет нас и насчет старейшин?
— И насчет Хантера.
Доминик сжимает губы в тонкую линию и морщится, давая понять, что тема Хантера последняя, которую он хотел бы со мной обсуждать. Но все-таки отвечает:
— Рассчитываю убедить его вернуться в Асер.
— Убедить? — Я не вчера родилась, чтобы понимать, что простого разговора здесь не получится. — А если он не захочет, Доминик? Снова будешь с ним сражаться?
— С такими, как Бичэм, по-другому никак. Я хочу, чтобы он был как можно дальше от тебя.
— Но он сильный и опасный, а еще бесчестный.
— Откуда ты знаешь, какой он? — прищуривается Доминик.
— Вообще-то он меня похитил, помнишь? К тому же, он сын имани.
Мой волк кивает, а я предлагаю:
— Я могла бы поговорить с ним.
— Нет.
— Я могу убедить его уехать.
— Ты слишком переоцениваешь вашу дружбу, Шарлин. Сама сказала, что он обманул тебя ради боя со мной. Втерся в доверие.
— Но он меня не тронул. Думаю, все дело в его матери. Возможно, он переносит свое отношения к ней на меня, и хочет уберечь меня от ее судьбы.
— То есть от меня, — Доминик складывает руки на груди.
— Вообще-то, да. Но дело не только во мне, в тебе тоже. Почему он вообще вцепился в тебя?
— Очевидно потому, что я отказал его приемной матери. Хотя моя версия — он просто психопат.
— А ты отказал?
Доминик подается вперед и смотрит мне в глаза:
— Я вспомнил эту историю не сразу. Для меня она ничего не значила. Мне тогда было семнадцать, но я уже занимался делами деда, замещал его, когда он покидал страну, чтобы поохотиться в лесах Ипры или позагорать на островах вместе с Тиной. К деду, а в его отсутствие ко мне, приходили люди и вервольфы с самыми разными вопросами. Чаще всего это касалось бизнеса, кредитов, каких-либо услуг.
Я усмехаюсь:
— С тех пор ничего не изменилось.
— Вроде того. Но та женщина заявила, что много лет растила вервольфа. Что ее сестра или подруга забеременела от моего деда.
— Ты не поверил, потому что она была человеком?
— Отчасти. На самом деле, я не поверил, потому что, когда, по ее словам, мать Бичэма закрутила роман с Анхелем, этого попросту не могло быть. Он познакомился с Тиной гораздо раньше и считал ее своей единственной. Ему не нужен был роман на стороне.
— Ты так уверен, что твой дед не изменял своей женщине?
— Зачем ему это?
— Они могли поссориться, а мама Хантера, например, была слишком красивой. К тому же, она была имани! Она могла просто очаровать его в одно мгновение.
Доминик хмурится.
— Если бы дело было только в очаровании имани, то почему он не забрал ее с собой?
— Может, она не захотела.
— Ты недооцениваешь вервольфов, Шарлин. Свою пару они отыщут, где бы она ни была.
— Переоцениваю, недооцениваю, — ворчу я. — Тогда почему ты не предложил ей сделать тест на ДНК? Такое же возможно. Даже если вспомнить, что детей имани нереально почувствовать в утробе матери, всегда есть старая добрая официальная медицина. Современные тесты очень точные.
— В этом и загвоздка — именно это я ей и предложил. Дождаться деда, а потом сделать все по правилам.
Это неожиданно. Это настолько неожиданно, что я теряю дар речи — на такое мне нечего сказать. А Доминик продолжает:
— Она вроде бы согласилась, а на следующий день уехала из отеля и из города. Я решил, что она хотела обмануть, развести на деньги меня или деда, рассказал обо всем ему, и он со мной согласился. Тем более что долгое время считалось, что у людей и вервольфов не может быть общих детей.
— Почему она испугалась теста на ДНК?
— Потому что мой дед не имел отношения к Бичэму?
— Кто же тогда отец Хантера?
— Я понятия не имею. Но он явно мстит не той семье и совершенно точно преследует не ту женщину.
— То есть простому пути ты предпочитаешь сложный? Лучше бить друг другу морды, а в случае вервольфов это даже не метафора, чем просто поговорить и уладить все разногласия? — Я подаюсь вперед и кладу ладонь на грудь своего волка. — Доминик, меня не интересует Хантер. Я волнуюсь об отце своего ребенка. О тебе.
Он накрывает мою ладонь своей и поглаживает пальцы.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Просто забудь о Бичэме, с остальным разберусь я.
Вот как с ним разговаривать? Тебе не о чем беспокоиться, Шарлин! Я всех врагов порву на части, Шарлин! Я злой и страшный волк, Шарлин! А, между прочим, где-то там еще бегает Кампала, который, как паук, плетет сети интриг и заговоров.
Как же я от этого всего устала!
Еще и Доминик отказывается меня слышать. Пока что отказывается.
— Хорошо, — киваю я. — А что насчет старейшин? Что делать с этими древними блохастыми вервольфами, которые в свободное от работы время подрабатывают творцами чужих судеб?
Доминика разбирает смех. Он откровенно веселится, пока я тут предельно серьезна. Правда где-то на второй минуте его веселья я тоже не выдерживаю и начинаю смеяться. Это именно то, чего мне не хватало последние дни.
— Шарлин, ты великолепна, — говорит он, отсмеявшись. — Их еще никто так не называл.
— Вслух, возможно, а вот за глаза — уверена, что да.
— На самом деле, старейшины не древние. Джейсон Конелл, пожалуй, самый старший из них. И по возрасту, и по статусу.
