— Ты дал клятву альфы, — рычит Прайер на дядю Доминика. — Поклялся, что никому не расскажешь.
И получает сильнейший удар правой от Хантера, от которого сваливается на пол.
— Да, — усмехается Мэтью. — Но благодаря вам я больше не альфа, так что могу делиться вашими секретами, с кем угодно.
А вот Джейсон сверлит тяжелым взглядом Доминика
— И чего ты этим добился?
— Справедливости, — просто отвечает мой волк и обнимает меня. — И немного счастья для себя. Кстати, Хантер, я хочу, чтобы ты тоже присутствовал на Совете волков. Если бы не эти вервольфы, ты стал бы альфой и по силе, и по праву рождения.
Историк выглядит отстраненным. Словно до него еще не дошло, что с личной вендеттой покончено.
— Мне это не нужно, — говорит он и выходит из зала, а мы с Домиником идем следом за ним, оставляя Мэтью разбираться со «старичками».
— Тебе нет, — кидает мой волк ему в спину, — а вот стае твоего единокровного брата ты нужен. Кажется, ты уже успел с ним познакомиться — из него паршивый альфа.
Хантер оборачивается и снова собирается отказаться: по лицу вижу, но я делаю шаг вперед и протягиваю ему руку.
— Спасибо тебе.
— За что? — он вскидывает брови.
— За то, что дал мне надежду.
— Я ошибся, насчет парности. Это может быть любой человек или вервольф.
— Тогда тебе стоит присмотреться к волчицам, — улыбаюсь я. — Уверена, ты найдешь свою пару.
— Шанс на миллион, — то ли в шутку, то ли всерьез заявляет он. — Удачи, Чарли! Экрот.
Он уходит, а мы с Домиником возвращаемся в его кабинет.
— Никого не пускать, — приказывает он секретарям, и притягивает меня к себе, когда мы оказываемся внутри.
— Это было… Невероятно!
— Невероятно?
— Просто потрясающе!
Он целует меня так долго, что губы начинают гореть, а дыхание сбивается.
— А что будет на Совете?
— В идеале соберутся все альфы и выберут новых старейшин, Бичэм получит свою стаю и завяжет с криминальной деятельностью.
— Криминальной деятельностью? — смеюсь я, а Доминик снова меня целует.
— Да.
— А что будет с нами?
— Мы переедем на Мантон-Бэй и будем ждать появления нашего малыша. — Он разворачивает меня к себе спиной и кладет ладони на мой живот, поглаживая его через ткань рубашки. От этих прикосновений хочется довольно жмуриться и наслаждаться ими весь день.
Я бы так и сделала. Тем более что имею право!
— Или останемся в Морийских лесах на время моей беременности, — предлагаю я. — Я как раз закончу книгу.
Доминик согревает дыханием щеку, прикусывает мочку уха.
— Все как ты захочешь, моя маленькая альфа.
Эпилог
Что ж, с чистой совестью можно было сказать, что беременность я пережила. Почти пережила! Потому что со дня на день на свет должен был появиться мой волчонок. Точнее, наш с Домиником.
Несмотря на истинность и наши чувства, в эти месяцы не все было гладко. Я пережила несколько сильных приступов, и только присутствие мужа, его объятия помогли мне это вынести, а нашему малышу развиться нормально. Это подтверждал доктор Милтон, и подсказывало мое сердце.
Хотя в некоторые моменты мне искренне хотелось побегать по потолку, и это не всегда было связано с предстоящими родами.
Во-первых, в мире вервольфов произошла настоящая революция. Доминик собрал Совет альф, и те проголосовали за то, чтобы сместить старейшин с их постов. Конечно, им понадобились новые старейшины, и все единогласно решили, что это место займет мой волк. А помогать ему в этом будет Хантер! Ведь, в конце концов, он посредник между людьми и вервольфами.
На самом деле, «скромный» историк долго отказывался принять такую честь, и по словам Доминика, первым делом послал всех в лес. Не сразу, но Доминик убедил его стать старейшиной и альфой. Как ни странно, побудил Хантера изменить решение именно рассказ про Августа Прайера и его не лучшую сторону. Так что теперь историк разбирался с собственной стаей, которая встретила его не совсем дружелюбно.
Во-вторых, истинность. С ней все было не так однозначно. К счастью, Доминик позволил мне работать с Хантером и искать информацию про имани (тем более что теперь мы знали, в каком направлении искать), но всегда присутствовал на наших встречах.
— Я доверяю тебе, — говорил он, — не ему.
Я поднимала глаза к потолку.
— Он теперь старейшина и твой соратник, как ты можешь ему не доверять?
— Я доверяю ему все что угодно и кого угодно, но не тебя.
В общем, с ревностью истинность не помогала. Разве что теперь мы подолгу не ссорились: поорем на друг друга пять-десять минут, а потом занимаемся любовью. Или просто обнимаемся, что стало актуальным сейчас, когда я не ходила, а перекатывалась.
Тем не менее мы с Хантером часто переписывались, и он даже несколько раз приезжал к нам в поселение. В основном, мы искали ответы на такие вопросы: как проявляется истинность? Как определить, кто твоя пара? Это нужно было для нового мира и новых законов вервольфов. Если со мной все было понятно, я не была волчицей и вряд ли могла разобраться, что происходит, то Доминик и Хантер воспринимали меня по-другому.
— Почему ты вообще решил, что я твоя пара? — спросила я у него в один из визитов.
— Твой аромат. Такой манящий. Я уже рассказывал, что его ни с чьим другим нельзя было спутать. А еще нестерпимое желание тебя защищать, будто самое драгоценное, что у меня есть.
На такое признание я не сразу нашлась, что ответить. Особенно под ревнивым взглядом Доминика, который оторвался от планшета и недобро глянул на историка.
— И ты больше не испытывал ничего подобного?
— Рядом с человеческими девушками нет.
— А рядом с волчицами?
— К волчицам меня тянет физически, и пахнут они не так, как люди. — Лицо Хантера становится задумчивым. — По-другому. Но это все не то.
— Может, я тоже пахну по-другому, потому что я имани? Но мне кажется, что ключ к этой загадке не в этом.
— Она меня раздражала, — вмешивается Доминик. — Поначалу. Очень сильно.
— Серьезно?! — рычу я.
— Но потом я понял, что меня раздражает то, что все мои мысли о ней.
Ладно, живи, белый и мохнатый!
— У вас, — он кивает на меня и на историка, — я так понимаю, все не так. Может, в этом исключительность имани и их детей? В том, что вы можете выбирать истинных сердцем?
— Я собираюсь это выяснить, — с уверенностью заявляет Хантер. — Опытным путем.
