– А я уже не сплю, – говорит мама. – И одной наглой девочке несдобровать.
Она роняет Аню на кровать, щекочет, приговаривая: вот тебе, маленькая хулиганка. Анин смех развивается по комнате, как звон колокольчика.
– Все! Не буду больше! – хочет она. – Прекратите, тётя Света.
– Так! Позавтракаем, научишь меня играть в снежки? – говорю Анюте.
– Да! – радостно кричит она, поднимая руки вверх.
После завтрака, выходим во двор, вдыхаю морозный, свежий воздух, иду вперед. Получаю удар снежком, он разлетается и попадает за шиворот.
– А! – кричу и оборачиваюсь.
– Вот так мы играем в снежки. – невозмутимо говорит Аня, нагибается, делает комок из снега, и кидает в меня, попадая прямо в грудь.
– Ах, так! – делаю комок и кидаю в ответ. Начинается перестрелка снежками, даже мама была вовлечена в этот бой.
– Не попала! – кричу и показываю язык Ане.
– А! – возмущенно кричат Аня и бросает ещё один, уворачиваюсь, слышу сильный визг.
Аня попала прямо в лицо Веронике, многослойной макияж в тот же момент поплыл чёрными разводами по щекам, накладные ресницы наполовину отклеились.
Смеюсь, хватаясь за живот.
Вероника быстро бежит вперёд, хватает Аню за шею, поднимает вверх, прижимая к дереву. Аня побледнела, испуганно смотрит на неё, хватается руками, пытаясь содрать пальцы Вероники, трясёт ножками, пинается.
– Ты умрешь сейчас, маленькая дрянь! – злобно шипит Вероника. Я сверну твою куриную шею!
Подлетаю, одной рукой подхватила Аню за талию, другой: ломаю пальцы Вероники, она орёт, пятится, в прыжке оборачивается в волчицу,
Подпрыгиваю, на лету оборачиваюсь, моя одежда разлетается на куски, прямо в воздухе атакую её.
Наше рычание, грозное клацанье зубами напугали мою малышку, она уткнулась маме в юбку.
Меня сейчас ничего не остановит, достала эта дрянь!
Вгрызаюсь в неё, она успевает тяпнуть меня за бок, но меня не волнует эта боль, меня обуяла яркость.
Как она посмела нападать на беззащитного ребенка?
– Амелия, прекрати! – кричит мама. Я не слушаюсь, порву её и всё! Мной правят инстинкты: защитить своего ребенка любой ценой!
– Амелия, стой! – кричит Артём.
Я схватила её за горло, придавила к земле, чувствовала её страх, слышала, как бешено колотится в ней сердце, так же, как в груди Анечки. Она тоже боялась!
Во двор заезжает чёрная машина представительского класса.
Меня ничего не волнует, только горло этой заразы в моей пасти.
«Пощади!» – Взмолилась она, по густой серой шерсти бежит слеза, Вероника понимает, что ей пришёл конец.
«Сейчас ты умрёшь!» – Рычу. – «Я обещала тебе, что убью, если ты будешь нападать на девочку? Говорила?»
Сжимаю её шею в пасти, из неё, тонкой струйкой полилась кровь, чувствую привкус железа во рту.
«Говорила! прости, я больше не буду!» Она скулит, но моё сердце не трогают ни её крокодиловы слёзы, ни мольбы о прощении.
С ног меня сбивает Артём. Не в этот раз, я слишком злая, чтобы он смог меня остановить. Брыкаюсь ногами, откидываю его в сторону. Артём летит, ударяется о дерево, трясёт головой, пытаясь прийти в себя.
Догоняю. Мне жалко, что он пострадал, просто попал под горячую руку, точнее лапу.
Больше всего меня сейчас волнует убегающая Вероника. Её лапа повреждена, она прихрамывает, скулит, уже взобралась на ступеньку лестницы, ведущую в дом.
Догоняю, зубами дергаю Веронику за лапу, подтягиваю к себе, она скребёт передними, жалобно поскуливает, прижимает уши к голове, навалившись на неё, впиваюсь зубами.
Боковым зрением вижу, как в мою сторону бежит огромный, чёрный волк. Я его не знаю. Он скидывает меня, рычит так, что закладывает уши.
Дерёмся, у меня даже получилось завалить его, но волк быстро исправился, перевернулся и теперь я оказалась под ним. Его огромные белые зубы впиваются мне в шею.
«Кто ты?» Спрашивает он. – «Хочу знать имя твари, посмевшей нападать на мою фаворитку!»
«Амелия. Ну, здравствуй, «папочка», вот и познакомились, наконец.»
Я готова умереть, не считаю, что неправильно поступила. Если бы у меня был шанс отмотать время назад, сделать выбор, я снова бы поступила так же, только действовала бы быстрее, не рассусоливала с этой сволочью, Вероникой, просто перегрызла глотку и всё.
Жаль только Анечку, кто теперь о ней позаботится, кто защитит?
Он отпускает меня, недоверчиво смотрит.
«Что уставился? Добивать будешь? Или нет? Только ты учти, если не приструнишь свою суку, и она опять тронет Аню, я её порву, и буду делать это очень медленно.»
«Что?! Она обижала Анечку?»
«Да. Можешь спросить у Артёма или у мамы.»
«А кто твоя мама? «
«Светлана, но вряд ли ты вспомнишь, сколько их у тебя перебывало? Меньше тысячи?»
«Света? Это невозможно! Человек не может родить оборотня! Подожди.»
Он оборачивается.
Стоит абсолютно голый, смотрит на маму, она краснеет, опускает глаза.
Его нисколько не смущает нагота, скрестив руки, наклонив голову набок, рассматривает меня, а я его.
Ничего такой папочка, я его видела по телевизору, но вживую Виктор совсем другой. Более брутальный что ли. Чёрные волосы слегка вьются, волевой подбородок, нос с легкой горбинкой, тело подтянутое, мускулистое. Новая строка.
– Дочка, значит? Ну-ну, – состроила гримасу, отвернулась, пошла к маме.
Вероника уже переоделась, прижимает перебинтованную руку к груди, идёт мимо меня с блаженной улыбкой. Поравнявшись со мной, шепчет сквозь зубы:
– Ну, всё, тебе хана, сука!
Клацнула возле её уха зубами, она испуганно отскочила в сторону.
– Сумасшедшая! – сзади услышала раскатистый смех папочки.
Подошла к маме, подмигнув, кивнула себе на спину. Это у нас было был такой знак, что мне нужна одежда.
Мама ушла, я легла на землю, уткнулась носом в лапы. Ко мне подошла Аня, обняла своими маленькими ручками и прошептала на ухо: «Спасибо».
Она забралась ко мне на шею, лежала, почесывая меня за ухом, от ласки, мое ухо подергивалось.
Как же хорошо! А когда она стала чесать шею, я откровенно кайфовала.
– Нравится?
Конечно! Закатила от удовольствия глаза, услышала рядом запах отца, приподняла голову.
– Ну что, как ты, Анечка? – предупреждающе зарычала на него.
– Тихо ты! Никто ее не обижает.
Вернулась мама, принесла одежду. Спрятавшись за дом, переоделась, когда вышла, услышала разговор Виктора и мамы.
