— Что сказали соседи? Они здесь вообще есть?
— Несколько жилых домов вдоль шоссе, в которых живут семьи с детьми. И еще, если пройти через лес, — небольшая ферма с северной стороны дома. Там живет пожилая супружеская пара.
И она показала в направлении фермы.
— Супруги рассказали, что община живет здесь уже много лет, но они никогда никого не трогали. По их словам, в общине от двадцати до тридцати человек, в основном молодежь и несколько детей.
— Черт, — вяло сказала Сюнне.
— Дети с родителями. Куда же они все подевались?
Глава 12
Колеса велосипеда проваливались в глубокие ямы, размытые дождем на гравиевой дороге. На последнем подъеме дороги от Хьельсоса к холму Хьярлихетсберге он сдался и слез с велосипеда. Его дыхание было тяжелым, сердце колотилось. С опушки леса доносился сладкий запах влажной земли, а над возвышавшимся перед ним склоном нависло свинцовое небо. Он промок и чувствовал себя подавленным и замерзшим.
Поднявшись на склон, журналист телеканала TV2 Йорген Мустю прислонил велосипед к скамейке в парке, посмотрел на мокрое сиденье и остался стоять. Встреча была назначена на шесть часов. Сейчас было пять минут седьмого. Йорген обвел взглядом озеро Маридалсванне, раскинувшееся в нескольких десятках метров внизу. Серые облачка, оторвавшись от туманной завесы над долиной, блуждали над морем, как отбившиеся от стада овцы, и исчезали у берега в районе Фриша.
Ожидавший, должно быть, стоял здесь уже долгое время. Но в темной спортивной одежде, флисовой куртке и лосинах для бега, он был почти незаметен между стволами деревьев. Йорген заметил его, только поднявшись на плато. Человек был высокого роста. В руке он держал спортивный рюкзак. Йоргена поразило, в какой хорошей форме тот был для своего возраста.
— Прошу прощения за опоздание, — сказал он. — Я был на встрече.
Йорген выдержал паузу.
— Я совсем не из тех, кто выбирается на велосипедные прогулки в такую погоду. Моя жена думает, что я завел себе любовницу, — сказал он, поглаживая себя по округлому животу.
Одетый в темное виновато улыбнулся.
— Будем надеяться, наша встреча окажется для вас полезной, — сказал он, открывая рюкзак.
— Вы знаете Аннетте Ветре?
Йорген покачал головой.
— Неважно. Вы знаете ее мать. Кари Лисе Ветре.
Мужчина многозначительно посмотрел на Йоргена.
— На этой флешке вы найдете две фотографии. На одной — Аннетте Ветре, на второй — Мухаммед Халед Умар.
Йорген, наморщив лоб, вопросительно взглянул на собеседника: он знал этого человека.
— Мухаммед Халед Умар час назад был объявлен в розыск в связи с тем, что пятеро человек были застрелены в местечке под названием Сульру, всего в паре километров отсюда, — сказал мужчина, показав головой в направлении Сульру. — В Сульру жила община. Они называли себя «Свет Господень». Аннетте Ветре состояла в ней.
Йорген испуганно уставился на него.
— Боже правый… Аннетте Ветре? Она мертва?
— Исчезла.
Собеседник Йоргена направился к лесной дороге.
— Успеваем к вечернему выпуску новостей?
Глава 13
Вена. Апрель 1937 г.
Он никогда никого не бил. А сейчас ударил ту, которую любил девять лет. Ударил раскрытой ладонью, со всей силы.
Грохотание тележек уличных торговцев и стук лошадиных подков по брусчатке на Малерштрассе заглушили звук шлепка. Отбили часы на Церкви Святой Анны. В маленькой квартирке пахло мылом.
— Эльза, что ты натворила?
Его произношение едва отличалось от местного. Молодой норвежец слушал звучание собственного голоса, пока хрупкая женщина с опавшим животом не выпрямилась. Щеки Эльзы Шрадер пылали огнем. Голос звучал отстраненно, как будто между нею и мужчиной была стена.
— Профессор сказал, что ты именно так и отреагируешь, но это было мое решение. Это был мой ребенок.
— Это наш ребенок.
— Это был не ребенок.
Он резко скинул чемодан с постели. Его вещи разлетелись по полу. Одежда, книги, для которых он все-таки нашел место, обувь, набор для бритья и расческа. Расческа. Он присел на колени. Пошвырял вещи в чемодан. С ненавистью посмотрел на нее. С той ненавистью, которую всегда испытывает к предателю человек, которого предали. Женщина, обещавшая быть с ним всегда, ушла.
— Я родила уродку, Кольбейн. Ей сейчас лучше.
Эльза смотрела в пол, не осмеливаясь поднять глаз, пока он не схватил чемодан и не ушел.
Это были непростые роды. Акушерка и врач говорили, что не понимают, почему малыш так долго не появляется на свет. Мужчина много часов просидел в смрадной комнате ожидания. Медсестры сновали туда-сюда, успокаивали его, каждый раз проявляя глубочайшее почтение. Оба, Эльза и Кольбейн, были уважаемыми учеными и работали на него. На знаменитого профессора Элиаса Бринка.
Ее кончики пальцев все еще хранили нежное тепло детской кожи. Он чувствовал запах новорожденного тельца, и эхо настойчивого плача, которым младенец требует материнскую грудь, отдавалось в его ушах. Но Эльза была непоколебима с того самого момента, как она, в первый раз взглянув в кроватку, увидела непропорционально большую голову, щуплые конечности и огромный половой орган.
— Почему она не умерла? Почему появилась на свет? — разревелась Эльза. Вагоны стучали по рельсам. Весенний воздух, проникавший сквозь щелку в окне, пах удобрениями и свежевспаханной землей. Он видел простых крестьян среди виноградных лоз, мужчин с запыленными лицами с сигаретой во рту, заливисто смеявшихся женщин на станции, воодушевленных предстоящей поездкой. Казалось, мир может быть только прекрасным.
Тучи над Европой сгущались. В крестьянской Норвегии было не место таким, как он. Так что пусть будет Лондон.
Глава 14
Лондон. Февраль 1943 г.
Липкий зимний туман смягчал очертания окрестностей. Кольбейн Име Мунсен торопливо шагал по брусчатке. Оставалось пройти немало погруженных во тьму улиц до его подвальной квартиры на Риджмонт-Гарден, и у него уже не осталось сомнений в том, что его кто-то преследует.
Им снова овладело отчаяние, ведь это случалось не в первый раз. Страх накатывал и раньше, оставляя в душе глубокие раны. Однажды он бежал в панике до тех пор, пока не перехватило дыхание. В другой раз он прятался в темноте от слепящих окон миллионного города. В последний раз он просто остановился посреди лондонской ночи, представив, что таким образом сможет противостоять собственному воображению. Ведь никакого преследователя не было. Почему кто-то должен его преследовать? Ведь никто ничего не знает.
Но этим вечером его опять колотила дрожь. Сегодня все было иначе. Он был уверен, почти полностью, что на этот раз не ошибся: кто-то за ним идет.
