— Десять минут назад звонили из лаборатории. Угадайте, кому принадлежит палец, который Аннетте Ветре отдала Тине Хольтен в машине? — Она перевела взгляд с Фредрика на Андреаса. — Карлу Юсефсену, любовнику Пио Отаменди. Эти два дела связаны.
* * *
Час спустя Фредрик сидел на террасе одного из ресторанов на площади Юнгсторге. Напротив него сидела Беттина. Она сняла через голову белую офисную блузку, положила на стол и осталась в черном топике с изображением языка Роллинг Стоунз во всю грудь. Топ был с глубоким вырезом, и морщинки между грудей на загорелой коже Беттины напоминали карандашные штрихи. Орел с татуировки на ее руке свирепо смотрел на Фредрика. Беттина отстранила под столом руку Фредрика.
— Хорошо, что у тебя нашлось время поесть, — сдержанно сказала она.
Уже два раза на этой неделе он отказывался от встречи. Беттина считала, что ему нужно поговорить о потере старого доброго друга Йоргена, но Фредрик так не считал. Наверное, и сегодня стоило найти отговорку. Беттина была в плохом настроении. Она — та, с которой он встречается, или просто спит, или кем ее теперь считать, — хотела знать, что он думает, и если не о Йоргене, то о них. А у него для нее не было никакого ответа.
Уже прошел почти год с их знакомства, и они оба были согласны жить каждый для себя, но постепенно это перетекло в нечто иное. В ванной поселилась ее зубная щетка. На полочке появились ее духи и косметика. Ящик освободился от его носков и заполнился женским бельем. Ключ, который он дал ей на время, нашел свое место на ее связке.
Ему нравилось спать с ней. Так обстояло дело. Но она хотела услышать определенно не это.
Она считала, что заслуживает большего. Да это же ясно как день, что новый этап уже за дверью. Разве не так обычно развиваются отношения? Любые отношения развиваются на основе взаимного уважения, и, как бы то ни было, она уже слишком стара для дурачеств. Он не может не понимать этого.
Когда Беттина наклонилась поискать солнцезащитные очки в сумке, он заглянул за пояс ее брюк, из-под которых показались трусы-стринги. Выпрямившись, Беттина посмотрела прямо в глаза Фредрику.
— Я хочу, чтобы мы жили вместе.
Глава 71
Листа. Ноябрь 1943 г.
Он пришел. Через полтора дня после того, как Кольбейна заключили в камеру в подвале выкрашенного в белый цвет дома ленсмана.
Кольбейн прилег на узкий настил. Лунный свет, проникавший в оконную щель, рисовал светлые полоски на бетонном полу. И тут он услышал, как отодвинули железный дверной засов. Послышалось поскрипывание подошв на лестнице. Зажегся свет. Их было несколько, и он услышал, как они остановились у входа в его камеру. Кольбейн неотрывно смотрел на сырую каменную стену.
— Итак…
Это был писклявый голос ленсмана.
— Вон он лежит.
Тишина.
Не видя смысла притворяться, Кольбейн сел, поднял голову и посмотрел на вошедших.
Рядом с ленсманом стоял он — профессор. Штаны были заправлены в сапоги для верховой езды, кожаное пальто, наподобие тех, что носили офицеры СС, доходило до колен. Элиас Бринк улыбался. Его черные глаза горели. Кольбейн почувствовал, как сильно у него в груди забилось сердце, и прикусил щеку. Рот наполнился вязкой, обволакивающей все горло слюной.
Профессор смочил языком палец и пригладил светлую челку набок. В свете лампочки на потолке тень его тонкого прямого носа падала на узкие губы.
— Это было в его кармане, — нервно сказал ленсман, заметив мрачное напряжение, повисшее в воздухе. Бринк, взяв расческу Кольбейна в руку, секунду рассматривал нанесенные на нее инициалы, раскрыл ее, снова сложил и убрал в нагрудный карман.
— Кольбейн… — прошептал он сухим голосом. Он несколько раз тяжело вздохнул, вытащил пачку сигарет из нагрудного кармана, постучал ею по тыльной стороне ладони. Докурив сигарету, он затушил ее ногой о землю, обслюнявил большой палец левой руки и снова пригладил челку.
— Он пойдет со мной.
Элиас Бринк припарковался у главных ворот лагеря военнопленных. В бледном лунном свете Кольбейн взглянул на рощу, где лежал, наблюдал, записывал и мерз. Теперь он своими глазами увидит, что происходит за колючей проволокой. Наверное, это станет последним, что он увидит.
Над зданием горчично-желтого цвета посреди лагеря возвышался сторожевой пост. Прожекторы рядом с ручным пулеметом тусклым светом освещали белый деревянный дом Бринка и ведущую к нему гравиевую дорожку. Жилище профессора располагалось на невысоком холме за лагерем. Перед домом темнел небольшой участок сада. Из окна спальни на втором этаже доктор мог обозревать все свое маленькое королевство. Как только Элиас Бринк и Кольбейн вышли из машины, двое молодых, едва за двадцать, солдат открыли перед ними ворота.
— Это мой гость, доктор Мунсен. Он будет жить в бараке для рабочих. В комнате рядом с лабораторией. Проследите, чтобы комнату подготовили, — распорядился Бринк по-немецки.
— Слушаюсь, доктор комендант, — ответил один из них, отдавая честь.
Бринк посмотрел на часы на запястье. Простая немецкая солдатская модель.
— Без десяти два. Пойдемте, доктор Мунсен.
Учитель Кольбейна плавно двинулся по гравиевой дорожке, сгорбив спину. Он переступал, как кошка на охоте, едва отрывая ступни от земли. С обеих сторон возвышался забор с протянутой по верху колючей проволокой. За забором виднелись безмолвные, мрачные бараки пленных.
Элиас провел Кольбейна в маленькую комнатку без окон, освещавшуюся единственной бледной лампочкой на потолке. Ее стены были голые, за исключением зеркала над белой раковиной. Элиас Бринк и Кольбейн сели за шаткий стол посреди комнаты.
— Ты плохо выглядишь, Кольбейн.
Кольбейн посмотрел на свои руки. За эту осень кожа огрубела, покрылась порезами и ранами, под ногтями скопилась грязь. Ему только сейчас пришло в голову, что он не смотрелся в зеркало с тех пор, как уехал из Шотландии. Целую вечность. Он рукой провел по щеке. Первое время в землянке он брился ежедневно. Потом — пару раз в неделю. А теперь… он уже не мог вспомнить, когда последний раз пользовался бритвой.
— Что ты здесь делаешь?
Элиас провел рукой по своим ухоженным волосам. Стараясь казаться дружелюбным, он натянуто улыбнулся, обнажив передние нижние зубы.
— Ты нарушил пакт, — тихо ответил Кольбейн, опустив глаза. — Помнишь? Братство должно было уйти на покой, до тех пор пока все его члены снова не соберутся. Ты нарушил пакт. Ты вместе с Эльзой.
Во время разговора Кольбейн все время смотрел на стол, который слегка покачивался, оттого что Элиас барабанил по нему пальцами.
Элиас Бринк торопливо спросил, сохраняя теплые нотки в голосе.
— Откуда ты знаешь об этом?
Кольбейн замялся. Больше всего ему хотелось сказать правду. О тайных сообщениях и о Джоне. Чтобы Элиас понял, что его раскрыли. Чтобы понял, что теперь, когда все скоро закончится, его песенка будет спета. Но этого делать было нельзя. Это бы подвергло опасности Джона и всю операцию в Греции, частью которой он и сам являлся, по словам полковника Хасле.
