Пробираясь вперед, он встретился взглядом с лежавшим на полу полицейским. Тот был в замешательстве и ярости. Коллеги перевязывали его лодыжку, а к подбородку он прижимал бинт.
— Держи! — призывно крикнула Кафа.
Фредрик встал в дверном проеме, прислонившись к косяку. На полу в темном узком коридоре, идущем вдоль кухонной стены, сидели Себастиан Косс с криминалистом. Между ними лежал командир группы захвата. Пробегавшая мимо Кафа дала Фредрику мощный карманный фонарь.
— Я принесу лампу. Скорая уже едет.
Косс с криминалистом срывали одежду с груди раненого, и пока Косс быстрыми резкими движениями делал тому массаж сердца, криминалист пытался закрепить электроды на волосатой груди с желтоватой лоснящейся кожей. Глаза пострадавшего были закрыты. Когда Кафа вернулась с мощной галогеновой лампой, электроды были уже на месте. В ярком свете Фредрик увидел, что левую ногу полицейскому оторвало примерно в области колена. Обрубок туго обвязали полотенцем. Правая нога была цела, но изогнута под кривым, неестественным углом у голени.
— Это была натяжная проволока. Как та, что в коридоре, — сказала Кафа.
Они сидели по обе стороны уцелевшей ноги и разрывали на ней ткань брюк.
— Проволоку закрепили внизу на стене. Думаю, это была мина.
Кафа посмотрела на Фредрика. Ее лицо было забрызгано мелкими каплями крови. Взгляд больших темных глаз был ясным и незамутненным. Она быстро и сосредоточенно работала руками, пока не обнажилась сломанная голень с торчавшей из раны белой костью.
— С тобой все в порядке? — тихо спросила она.
Фредрик кивнул.
— Я не мог дышать несколько секунд. Должно быть, пыль попала в легкие.
Как только они вынесли раненого в узкий коридор, прибыли врачи скорой помощи.
— Я поеду с ним в больницу. Вы остаетесь здесь. Полиция Шиена в пути, саперов предупредили. Пусть никто больше не двигается с места, пока я все не проверю. Чтобы больше никаких операций «Сульру» от вас двоих. Это вам не личная месть! Вам понятно?
Покрытые пылью всклокоченные пряди волос свисали с головы Себастиана Косса. Рукава рубашки были закатаны до локтей. В белых латексных перчатках он был похож на биржевого маклера на поле боя. Посмотрев на коллег со строгим прищуром, он развернулся и исчез.
В другом конце расположенного за кухонной стеной узкого, семь — восемь метров в длину и едва метр в ширину коридора находилась дверь — такая же, как только что взорвавшаяся.
Кафа стояла, сложив руки за спиной, и изучала высокий потолок. Она все еще была в бронежилете, надетом поверх спортивной куртки, а на бедре поверх джинсов висел пистолет. На шее у нее, как и у Фредрика, болталась кислородная маска с воздушным фильтром.
В свете прожектора было легко разглядеть, где находился эпицентр взрыва. Примерно на метр в глубину коридора, в двадцати пяти сантиметрах от пола, бетонная стена потрескалась и покрылась копотью. На месте взрыва образовалось углубление: там и была заложена мина. Где, черт побери, община «Свет Господень» достала это? Фредрик провел рукой по волосам. Они стали тяжелыми от пота и пыли.
Кафа пинцетом достала из ноги осколки мины и собрала их в прозрачный пакет. Оторванную взрывом ногу полицейского увезла скорая, но окровавленные куски одежды и лоскуты кожи все еще лежали в луже крови.
— Не хочешь оставить эту работу экспертам?
— Мне нужно чем-то занять себя, — пробормотала она.
Не дожидаясь ответа Фредрика, она повела головой, как олень при смене ветра. Жестом Кафа попросила Фредрика помолчать. В этом не было необходимости. Он тоже это услышал. Слабый звенящий щелчок. Фредрик пробрался к закрытой двери в конце коридора. Звук повторился. Громче.
— Звук идет оттуда, — сказал Фредрик. — Что-то… бьется?
Кафа не ответила. Щелчки были непостоянными и разными по силе.
— Заходим, — сказал Фредрик.
— Но… Косс явно дал понять, что…
— Ты только что вернулась на работу, побывав в сантиметре от того, чтобы тебе снесли башку. Мой друг убит. Одного из наших коллег только что разорвало на куски. Срать я хотел на что, что говорит Себастиан Косс. Это, мать его, стало очень личным делом. Ты знаешь так же точно, как и я, что этот звук издает человек. Мы заходим.
Кафа с сомнением посмотрела на коллегу, когда тот, проносясь мимо, заглянул в столовую. Скоро прибудет местная полиция. Тогда они возьмут на себя командование операцией. Фредрик знал, что тогда они уже ничего не смогут сделать. Ничего без подкрепления. Он повернулся, достал пистолет из кобуры и натянул маску на рот и нос.
Кафа уже стояла наготове.
Глава 77
Листа. Ноябрь 1943 г.
В комнате без окон Кольбейн потерял счет времени. Час казался минутами. Минуты были вечными.
Девять ночей прошло с тех пор, как Кольбейна поместили в комнату рядом с лабораторией. Каждое утро Хьелль Клепсланн, угрюмый и серьезный, будил его, подавая завтрак на подносе. Сухой хлеб с селедкой. Они ни разу не перекинулись ни словом.
После завтрака приходил Элиас. Кольбейн умывался в комнате, где они пили чай. Остальное время они проводили в лаборатории.
Военнопленные были всего лишь серыми тенями за немытыми окнами. Прямоугольная комната была размером восемь на двадцать метров. Кольбейн измерил ее шагами. Помещение разделяла на две половины стальная столешница почти во всю длину комнаты. У двери она была завалена документами и энциклопедиями. Посередине стола было место для проведения вскрытий с углублением для стока жидкостей из тела. У края стола находилось рабочее место профессора. Под столом стоял сейф, а вдоль стен были расставлены кости: пальцы, бедра, черепа, ключицы. Некоторые были помечены числовым кодом и надписью. «00100434 Центральная Европа. Апрель 1942», «00200430 Советский Союз, Восточный Урал. Май 1942», «Hg» — ртуть, было написано на одной необычного цвета кости.
Каждый день ближе к полудню Клепсланн приносил на подносе ланч и газеты, которые Элиас забирал с собой в дом. Профессор проводил дни за чтением, ведением записей и контролем своей работы. Он часами сидел на своем рабочем месте, ел бутерброды и выглядывал на улицу с задумчивым выражением лица.
В один из первых дней он подозвал Кольбейна к себе. Профессор послюнявил большой палец и пригладил челку набок.
— Ты общаешься с кем-нибудь из остальных?
— Нет, — солгал Кольбейн.
— А я общаюсь, — признался Элиас, хотя его не спрашивали. — С Эльзой.
Кольбейн заметил, как профессор изучает его лицо в поисках проявлений гнева, ненависти или отчаяния. И правильно делал. Были ли профессор с Эльзой в отношениях, когда она еще была с ним? Была ли Эльза неверна ему? Эти вопросы тлели в душе Кольбейна очень долго. Но в одном он поклялся себе. Что не доставит Элиасу Бринку удовольствия осознания, какую боль он ему причинил. Поэтому Кольбейн встретился с профессором пустым взглядом.
