Косс покачал головой. На другом конце молчали.
— Отлично, — сказал Фредрик, уже собираясь положить трубку, но вдруг передумал.
— Слушайте, Карл. Знаете, что?
— Нет.
— Это было не бомбоубежище. Это горный склад.
— Так?
— Правда должна быть правдой, так ведь?
— Ну да.
— И там были еще двое. Пио Отаменди и Карл Юсефсен. Политик-гей и его партнер. Юсефсен был мертв. Отаменди жив. Их пытали.
Карл Сулли разинул рот от удивления так, что они услышали это по телефону. Косс чуть не свернул с дороги.
— Не звоните мне больше, — сказал Фредрик и положил трубку.
Смесь недоверия, гнева и замешательства на уставшем лице Косса заставила Фредрика почувствовать некоторое облегчение.
— Надо было покончить с этим, — сказал он. — Это все равно будет завтра на пресс-конференции. Теперь тебе не придется не спать ночью и думать, что же сказать.
Так у Косса появился еще один повод ненавидеть Фредрика.
Глава 81
Будто самолет накренился носом к земле. Небо исчезло за облаками, корпус машины занырнул в серый туман, а затем внезапно показалась земля — темная, ровная и печальная. Так ощущал себя Фредрик, когда проснулся.
В дверь уже давно стучали, а на часах только пробило восемь. Фредрик опять не успел отдохнуть.
— Вашу мать, — пробормотал он, увидев коллегу в приоткрытую дверь.
На Видаре Саге была черная полицейская фуражка, а поверх форменной рубашки — кожаная куртка. Его сощуренные, заплывшие жиром глаза смотрели на Фредрика, а брови блестели от пота: невозможно было себе представить, чтобы он поднялся по лестнице. Сага протолкнулся мимо Фредрика и взглядом обшарил комнату. «В поисках миски с гостиничным шоколадом», — подумал Фредрик.
— Ночью мне позвонили.
Фредрик вопросительно посмотрел на него.
— Кое-кто хочет с нами встретиться. Кто-то, кто чертовски боится умереть.
Видар Сага сидел за рулем. Они ехали в Шиен.
— Помнишь, там был пожар?
Фредрик пожал плечами.
— Разве не все время что-то повсюду горит?
— Пожар в церкви, — сказал Сага полуобиженным тоном. — Церковь в Йерпене. Несколько лет назад.
До Фредрика дошло.
— Думаю, помню. Умышленный поджог?
Сага решительно закивал, и его щеки застряслись.
— Я был ответственным следователем в том деле. Много общался со священником. Или священницей, или как, твою мать, ее там называют. Женщиной-священником. — Он засопел от негодования. — Сигрид, — продолжил он. — Ее зовут Сигрид Хансен. Это она мне позвонила.
Больше Сага ничего не сказал, пока они не повернули к серой средневековой церкви в паре километров от центра Шиена.
— Здесь похоронен Квислинг, — просветил он Фредрика, бросив взгляд на каменную плиту у парковки. — И его жена.
Женщина-священник ждала у церковной лестницы. Она бросила взгляд на часы, когда полицейские вышли из машины.
— Хорошо, что вы так быстро приехали, — серьезно произнесла она и заговорила тише. — Он пришел позавчера. Он перепуган до смерти. Думает, что власти убьют его.
Она посмотрела на полицейских, соединив свои большие ладони, будто умоляя подтвердить, что это не так. Фредрик попытался придать лицу надлежащее выражение, а Сага надвинул очки на нос, напоминавший по форме картошку.
За ними громко захлопнулась дверь. Беленые стены контрастировали с темными скамьями. На мгновение Фредрик подумал, что церковь пуста. И тут он заметил движение впереди, у алтаря. Когда они были в центре зала, человек поднялся. Сутулясь, он проковылял к ярко-красной дорожке посередине прохода.
Это был невысокий крепкий мужчина с горящими маленькими глазками, одетый в темный пиджак, черные брюки со стрелками и кожаные ботинки.
Священник приободряюще кивнула ему и отошла в сторону.
— Это те полицейские, о которых я вам рассказывала, — сказала она, посмотрев на Сагу. — Я им доверяю.
Фредрик протянул человеку руку. Тот нерешительно сделал то же самое.
— Фредрик Бейер. Главный инспектор полиции.
Уголки рта мужчины поднялись в перекошенной усмешке. — Сёрен Плантенстедт, — представился он. — Полагаю, вы меня ищете.
Трудно было поверить, что стоявший перед ним человек был пастором в общине, авторитетом и лидером. Он был похож на оборванца. Кожа имела нездоровый оранжеватый оттенок, верхняя губа опухла. Щетина хаотичными пятнами покрывала щеки и подбородок, а рукопожатие с Плантенстедтом напомнило Фредрику выжимание жирной губки для мытья посуды. Отпустив руку, Плантенстедт часто заморгал, выпучил глаза, и его губы скорчились в непроизвольной гримасе. Затем он провел ладонями по темным средней длины волосам.
Сигрид Хансен отвела их в сакристию
[51], где стояли квадратный стол и четыре стула. На столе в серебряном подсвечнике горела парафиновая свеча.
Они сели. Фредрик напротив Плантенстедта. Священник и Сага — по бокам. Сигрид положила свою руку на бледную руку пастора. Тот долго ковырял вышивку на скатерти указательным пальцем. Наконец Плантенстедт поднял голову и посмотрел прямо на Фредрика.
— Кто этот человек без лица?
Он говорил отстраненным, но в то же время твердым голосом. В его словах звучали отголоски шведской интонации.
— Кто ненавидит и убивает нас?
Фредрик изучающе посмотрел на пастора. На лбу Плантенстедта выступил холодный липкий пот. Он что, не знает? Неужели не знает? Или просто притворяется дурачком? Представление в разгаре?
Фредрик решил проигнорировать вопрос.
— Где Бёрре Дранге?
Пастор замотал головой. — Я… я не знаю. Мы… мы потерялись при побеге. Нас преследовали. На нас охотились. Монстр.
Выдержав несколько секунд взгляд Фредрика, Плантенстедт начал неконтролируемо моргать. Его лицо исказил тик. Голова снова упала вперед, и пастор разразился всхлипывающим сопливым плачем.
— Хорошо, — сказал, наконец, Фредрик. — Расскажите мне, что случилось той ночью в Сульру.
Даже ливень не заглушал томных стонов, всхлипывания и стука ножек кровати о деревянную стену.
Плантенстедта мучило, что Бьёрн Альфсен-младший позволяет себе эти вольности, но папа Пер попросил его игнорировать их, и он послушался. Несколько минут он лежал и вертелся в кровати, представляя себе пару в соседней комнате. Потом он закрывал глаза и задремывал поверхностным, беспокойным сном. Когда в дверь постучали, он пребывал как раз в таком состоянии. Спросонья он перепутал стук со стонами, повернулся на бок и не просыпался, пока крепкий светловолосый человек не положил ему руку на плечо и не потряс его.