— Не убивайся. Черепно-мозговая… Может, она вообще ничего не вспомнит. А если и вспомнит, адвокат разнесет ее показания в пух и прах.
— Может быть.
— Значит, теперь поедешь на побережье?
— Пока нет. Хочу написать краткий отчет о сегодняшнем разговоре со свидетелем.
— Ну и ну! Как будто здесь до сих пор платят сверхурочные.
— Ага, как же.
— Ну, тогда пиши и выметайся.
— Так и сделаю. А ты?
— Манро говорит, нужно составить рапорт по автобусу со свидетелями. Кто-то собрался подать на нас в суд. Говорит, пережил боль и унижение. Мол, его заперли в тюремном автобусе. Мне нужно написать, что никто никого не запирал.
— Ты что, шутишь?
— Ага, как же.
И они разошлись по своим углам. Бэллард принялась заносить в компьютер показания Беатрис Бопре, делая особый акцент на том, что Томас Трент неоднократно называл свое жилище «Дом вверх дном». Если Рамона Рамон опознает Трента, эта подробность будет на руку обвинению.
Через полчаса файл был готов. Бэллард собралась было закругляться, но вспомнила, что хотела взглянуть на рапорт об уликах по делу «Дансерз». Отправилась к своей полке с документами и просмотрела стопку распечаток, сделанных в тот вечер, когда она вошла в сеть с паролем Честейна. Нашла нужный документ и вернулась к столу. Это был семистраничный перечень улик, составленный детективами ОРОУ на месте преступления — чтобы было чем пользоваться, пока криминалисты не подготовят официальный рапорт. Бэллард дважды прочитала документ, но не нашла ни строчки о предмете, похожем на маленькую черную пуговицу, — его Честейн положил в пакет для улик. Теперь она окончательно уверилась в том, что ее бывший напарник тайком забрал улику с места преступления. Пошел против правил, затеял собственное расследование и погиб — из-за маленькой черной пуговицы.
Какое-то время Бэллард вспоминала, как Честейн вел себя в клубе, но потом отвлеклась: лейтенант Манро вошел в зал через центральную дверь и направился в дальний угол, прямиком к столу Дженкинса, должно быть собираясь послать его на вызов. Прихватив бумаги и рацию, Бэллард пошла туда же, чтобы слышать разговор. Мало ли, напарнику понадобится помощь.
Столы их стояли в противоположных углах, но добраться от одного к другому по прямой было невозможно. Бэллард пришлось пройти вдоль стены, свернуть под прямым углом и снова пройти вдоль стены. В итоге она оказалась за спиной у Манро. Дженкинс сидел со смущенным лицом, глядя на лейтенанта снизу вверх. Бэллард поняла: лейтенант явился вовсе не для того, чтобы отправить ее напарника на задание.
— Я к тому, что ты старший. Решающее слово за тобой, так что возьми ее на поводок и…
В руке у Бэллард пискнула рация. Умолкнув, Манро обернулся.
— И что, лейтенант? — спросила Бэллард.
Вид у Манро был оторопелый. Лейтенант бросил взгляд на Дженкинса, мол, что ж ты, мерзавец, не предупредил?
— Слушай, Бэллард… — произнес он.
— Значит, хотите, чтобы меня взяли на поводок? — спросила она. — Или этого хочет кто-то другой, а вы лишь передаете чужие слова?
Манро выставил перед собой ладони, словно опасался, что Бэллард набросится на него с кулаками.
— Нет, погоди. Ты… я… я не знал, что ты здесь, — запинаясь, начал он. — У тебя же выходной. Если бы знал, говорил бы с тобой, а не с Дженксом. И сказал бы то же самое.
— То же самое? Что именно? — спросила она.
— Кое-кто опасается, что ты, Бэллард, попутаешь берега. И похеришь дело Честейна. Тебя оно не касается. Никоим боком. Так что одумайся.
— Кое-кто? Кто именно, лейтенант? Оливас? Он боится за меня или за себя?
— Слушай, я не буду называть имен. Просто…
— Ну, мое имя вы все же назвали. Подошли к моему напарнику и произнесли: «Возьми Бэллард на поводок».
— Ты сама только что сказала, что я всего лишь передаю чужие слова. Считай, что передал. Всё. — Развернувшись, он направился к служебному выходу.
Когда Манро скрылся за дверью, Бэллард взглянула на Дженкинса.
— Засранец!
— Трус, чтоб его, — отозвался Дженкинс. — Видела, как он ушел? Длинной дорогой, лишь бы мимо тебя не протискиваться.
— Допустим, я не подошла бы. Что бы ты ему ответил?
— Не знаю. Может, сказал бы: «Если вы насчет Бэллард, с ней и разговаривайте». А может, послал бы его куда подальше.
— Надеюсь, Дженкс.
— Так чем ты, собственно, занималась, что у всех так яйца выкрутило?
— В том-то и дело: сама не знаю. Но это уже второе, прости господи, послание за сегодня. Один парень из тяжких ездил в Вентуру, а потом заявился на пляж. Нашел меня и сказал то же самое. А я даже не в курсе, что натворила.
Дженкинс недоверчиво прищурился. Лицо у него было встревоженное. Ясно, он ей не верил. И понимал, что она не остановится.
— Будь поосторожнее. Эти ребята валять дурака не станут.
— Да, оно и видно.
Дженкинс кивнул. Бэллард положила рацию на стол: мол, пользуйся.
— Пожалуй, поднимусь в люкс, — сказала она. — Если понадоблюсь, позовешь. Если нет, встретимся утром, перед твоим уходом. Ну, наверное.
— Не парься, — сказал Дженкинс. — Выспись как следует. Тебе это не помешает.
— Нет, только прикинь: выбрал момент, когда меня не должно быть на месте, и заявился к тебе. Черт, как же я зла!
— Знаешь, я читал Марси про Японию. У них там есть одна поговорка: если…
— Ну при чем здесь Япония? Речь не о Японии, а обо всей этой братии.
— Ты сперва дослушай. Я же не из «этой братии», верно? Так вот, я читаю Марси книжки о странах, в которых мы так и не побывали. Сейчас она увлеклась историей Японии, поэтому я читаю ей книжку про Японию. Общество там донельзя консервативное, и у японцев есть поговорка: «Чтобы гвоздь не торчал, его нужно пристукнуть».
— Это ты к чему?
— К тому, что в департаменте полно любителей шарахнуть молотком. Так что береги себя.
— Сама знаю. Не нужно мне об этом напоминать.
— А по-моему, нужно. Время от времени.
— Как скажешь. Пойду. Устала от всего этого.
— Поспи.
Дженкинс церемонно воздел руку, и Бэллард коснулась его кулака своим, показывая, что не сердится.
Убрала перечень улик на свою полку, заперла ее и вышла из отдела. Поднялась на второй этаж, в служебный холл. Напротив комнаты для инструктажа было помещение под названием «люкс для новобрачных»: общая спальня с трехъярусными койками вдоль стен. Спальное место каждый выбирал себе сам. На столе у дальней стены лежали затянутые в целлофан постельные комплекты: две простыни, подушка и тонкое тюремное одеяло.
