Пожалуйста, поймите, я не утверждаю, будто истеблишмент никогда не ошибается. В области моих собственных научных интересов принятое многими физиками вплоть до 1932 г. представление о строении атомного ядра было ошибочным; неверным было и представление об идеальной симметрии законов природы, существовавшее до 1956 г.; и до 1998 г. физики заблуждались насчет замедления расширения Вселенной. Но все эти ошибочные идеи подвергались сомнениям, а не воспринимались как догматы, и, когда появились доказательства их несостоятельности, профессиональные ученые смогли быстро исправить общепринятые представления с помощью обычных научных методов, без вмешательства скептиков-аутсайдеров.
Скептицизм во многом присущ и самому научному сообществу. Научные теории подвергаются непрерывным строгим проверкам хотя бы потому, что для любого ученого нет ничего лучше, чем показать ошибочность какой-нибудь общепринятой теории. Так было не всегда, особенно в истории медицины, но сейчас такое отношение сохраняется уже долгое время.
В итоге некоторые теории становятся достоверным знанием. Утверждать, что студентам нужно преподавать креационизм, чтобы они могли самостоятельно решить, аргументы какой из сторон в дискуссии об эволюции верны, — это то же самое, что утверждать, что им нужно давать теорию плоской Земли, чтобы они сами решили, кто прав в споре о форме Земли. Больше пользы студентам принесет обсуждение научных вопросов, в которых есть реальные противоречия (например, когда на территории Северной Америки появились первые люди или что считать происхождением жизни?). Но преподавать теорию эволюции и естественного отбора так, будто это нечто спорное, — значит просто лгать нашим студентам.
Точно так же говорить об изменении климата как о спорной проблеме — значит лгать обществу. Нет никаких сомнений в том, что на Земле становится теплее, что повышение содержания углекислого газа в атмосфере приводит к глобальному потеплению, и что экономическая деятельность человека повышает содержание углекислого газа в атмосфере. Земля слишком сложная система, чтобы можно было привести строгие доказательства тому, что ничем не ограниченная экономическая деятельность в будущем приведет к катастрофическому потеплению, но у ученых — экспертов по этому вопросу сложилось единодушное мнение. В целом глупо спорить с научной картиной мира, а в этом конкретном случае, когда на кону целая планета, подобный спор — это безумие.
IV. Личные вопросы
21. Меняй курс
В сентябре 2009 г. редактор публицистической рубрики в The New York Times предложил мне вместе с еще несколькими университетскими профессорами дать совет первокурсникам, только поступившим в колледж. Я включил режим Полония
[121] и подготовил серьезный совет, который должен был помочь студентам в их первый год обучения в колледже. Результат вышел ужасным. Я понял, что не знаю, как давать советы молодым людям, которые сильно отличаются друг от друга и еще сильнее от меня. Кроме того, совет вышел скучным. Моя мудрая жена предложила, чтобы я вместо раздачи советов просто вспомнил, что я чувствовал, когда поступал в колледж, уж в этой-то теме я бесспорный эксперт. В The Times результат оценили и 6 сентября 2009 г. опубликовали мой текст в рубрике публицистики вместе с серьезными рекомендациями первокурсникам от Гарольда Блума, Джеймса Макгрегора Бернса, Стэнли Фиша, Нэнси Хопкинс, Гарри Уиллса
[122] и других. Редакторы озаглавили мое короткое эссе «Меняй курс», возможно чтобы создать впечатление, что я все-таки даю совет.
Главное, что должен знать первокурсник: колледж — это не то, что вы думаете. Летом 1950 г. до поступления в Корнелл я работал посыльным в гостинице, расположенной в горах Адирондак. Однажды я получил почтой каталог учебных курсов Корнеллского университета. В перерывах между переноской чемоданов постояльцев я читал этот каталог, как ужасно голодный человек читает меню хорошего ресторана. Философские и гуманитарные факультеты предлагали курсы, которые, я был уверен, сделают меня мудрым. На физическом факультете лекции читали знаменитые физики. На математическом факультете предлагался курс по теории Гильбертовых пространств. Кто знал, что существуют разные пространства?
Все вышло не так, как я ожидал. У меня доставало знаний, чтобы участвовать в захватывающем физическом исследовании, которое проводилось в Корнелле. Из прослушанного курса немецкого языка я вынес только то, что у меня нет способностей к иностранным языкам. Курсы по философии оставили меня в смятении — идеи Платона и Декарта, которые казались мне абсурдными, оказали такое влияние. Я не стал мудрым.
Тем не менее я окончил университет и унес с собой воспоминания о нескольких вдохновляющих профессорах, о прогулках с друзьями под прекрасными старыми вязами и о часах, проведенных за чтением в музыкальной комнате студенческого союза. Я обнаружил, что люблю камерную музыку, историю и Шекспира. Я женился на своей возлюбленной из колледжа. И я узнал о Гильбертовых пространствах.
22. О научно-популярной литературе
Моя книга «Объясняя мир» вышла в Англии в начале 2015 г. В рекламных целях издатель убедил редакцию газеты The Guardian в Лондоне обратиться ко мне с просьбой подготовить в воскресный раздел рецензий для широкого круга читателей короткую статью о проблемах пишущих о науке авторов. Статья была опубликована в номере The Guardian от 3 апреля 2015 г. Я поработал над ней и взял за основу для своего выступления на Летнем симпозиуме писательского центра Хантерского колледжа на Манхэттене в 2017 г. Ниже приведен оригинальный текст статьи с небольшими изменениями, внесенными для выступления. Также я удалил из текста некоторые несогласованные правки, сделанные редакторами The Guardian.
Если бы вы могли спросить Аристотеля, что он думает об идее писать о физике для широкого круга читателей, он бы не понял, что вы имеете в виду. Все его собственные сочинения о физике и астрономии, а также о политике и эстетике были доступны любому грамотному жителю Греции того времени
[123]. Это не столько свидетельствует о писательском таланте Аристотеля или о совершенстве греческого образования, сколько о примитивном состоянии эллинистической науки, в которой фактически никак не использовалась математика. Именно математика в первую очередь является преградой для общения между профессиональными учеными-физиками и образованной публикой.
