— Танни, Гроу наверху. В парке. — Леона заглядывает ко мне.
О, парк «Скай Стрим» — это нечто невероятное. Сюда экскурсии можно водить: накрытый защитным куполом на самом верху этого комплекса, он только по какой-то случайности не считается чудом света. Многоуровневый, наполненный красками и свежестью зелени, огромный. Если так подумать, чем-то он мне напоминает «Сердце Аринты» в замке Даармархского.
И если так подумать, я временами по ним скучаю. По Теарин и ее невыносимому дракону. Они кажутся мне целой эпохой, оставшейся в прошлом. С исторической точки зрения так оно и есть, но для меня они тоже эпоха. Целый мир в моей жизни, в который я окуналась с головой и проживала их чувства как свои.
— Спасибо, — говорю Леоне.
— Тебя проводить?
— Нет, я найду.
Удивительно, но сейчас мне даже не приходится пользоваться навигатором. Я спокойно нахожу нужный коридор, нужные лифты и спустя некоторое время уже поднимаюсь по лестнице к светящейся тонкой искристой паутиной беседке. Кажется, ее какой-то Халлоран подарил какой-то Халлоран, как бы не отец Рэйнара его матери, но я была не сильна в Халлоранах. Не считая Леоны и ее детей, а моя память короткая, если это не касается моей семьи.
Гроу стоял, сунув руки в карманы и смотрел на небо. Снежинки, падающие на укрывающий сад купол, мерцали в сияющей дымке защиты.
— Прости, — сказала я, приближаясь. — Я психанула, и все такое. И еще… Хотела вручить тебе это сегодня ночью, но поскольку ты захотел другой подарок…
Гроу приподнял брови, а я вручила ему футляр. За этим футляром мне пришлось побегать: это было совсем ретро. Даже винтажные магазины у себя такого не держали, в итоге футляр оказался на популярной электронной площадке, на аукционе у одной девушки, которая ну очень увлекалась стариной. Правда, гораздо больше меня сейчас волновала реакция Гроу на то, что в футляре.
Я не бралась за портреты с того самого дня, как закончила портрет Лодингера. Но где-то около года назад, глядя на спящего мужа, поняла, что дико, до одури хочу его нарисовать. Хочу запечатлеть каждую черточку его лица, каждое мгновение… не на фото, а так, через чувства. Я отмахивалась от этой идеи несколько месяцев, особенно учитывая, что с моими заказами рисовать мне было можно исключительно, когда Гроу спит, но так и не смогла отмахаться.
Рисовала, когда Гроу спит.
Рисовала в перерывах между заказами.
Рисовала, рисовала, рисовала…
И сейчас смотрела, как муж разворачивает холст. В наше время не модно дарить холсты, основные упоры делаются на голограммы и все такое, но Гроу немного со сдвигом, как и я, поэтому я надеялась, что ему понравится. Я очень этого хотела. Безумно.
Поэтому сейчас смотрела, как меняется выражение его лица, когда он скользит взглядом по холсту. Я рисовала его спящим, с закинутой за голову рукой. Даже тогда отмечая каждую знакомую черту, и резкость крыльев носа и скул, и падающую на лоб прядь, и вечный художественный беспорядок на голове. И родовой узор, который он восстановил не так давно, сияющий льдом Гранхарсенов. И мощную грудь, и пресс, и… ладно, я предпочла допустить художественную вольность и накрыть кое-что простынкой. В конце концов, если Гроу понравится это безобразие, мы могли бы повесить его в нашей спальне, а если Вэйд или Ленард к нам заглянут… в общем, да.
— Танни, где тебе удалось это распечатать?
— Это все, что ты можешь сказать?
Гроу долго смотрел на меня.
— Нет. Не все. Это…
— Прежде чем ты скажешь: «Это ужасно», дважды подумай. Футляр под рукой, и он тяжелый.
— Это прекрасно.
— Правда?
— А ты как думаешь? — Гроу прищурился.
В том, что он действительно так считает, я не сомневалась. Вломить словами мой муж умел как никто другой и совершенно не стеснялся на тему пощады чьих-то чувств. С другой стороны, рядом футляр…
— Танни. Это чудесный подарок. — Он шагнул ко мне. — Но ты же и так это знаешь, правда?
— Правда, — согласилась я, глядя ему в глаза.
Поверить не могла, что когда-то наши отношения начинались с желания огреть его чем-нибудь тяжелым. Кажется, это было не со мной, а сейчас…
— У меня для тебя тоже есть. Но его я приберегу до полуночи. — Гроу осторожно свернул холст.
— Жадина.
— Как есть, — согласился муж.
Мы вместе убрали картину в футляр.
— Как ты смотришь на то, чтобы повесить меня в нашей спальне?
— Ты еще не настолько меня достал.
— Иглорыцка!
Я показала ему язык, и Гроу притянул меня к себе.
— Вообще-то я хотела предложить тебе то же самое.
— Даже не сомневался.
— Вот как?!
Вместо ответа он коснулся губами моих губ, хотя коснулся — это слабо сказано. Раскрывая их, раскрывая меня, углубляя поцелуй, обхватил ладонями мое лицо, делая нас единым целым. Сейчас это было так непохоже на привычный напор Гроу, что я на мгновение растерялась, но лишь на мгновение: в следующий миг меня уже укусили, с глухим рычание вжимая в себя, и я отозвалась всем телом, всем существом… и звериной сутью.
Стоя в парке, мы целовались, как впервые в жизни.
А падающий на купол снег вспыхивал и гас искрами звезд.
За два часа до праздничного ужина
— Это какой-то кошмар, — сказала Леона.
Только моя сестра может так сказать, глядя на идеальный стол. Впрочем, что я могу знать об идеальных столах? Здесь было все расставлено так, как будто мы не семьей собрались отмечать, а встречали, по меньшей мере, Ландерстерга. Хотя подозреваю, что если бы мы встречали Ландерстерга, суеты было бы еще больше.
— Ты уверена? — спросила я.
— Разумеется! Ты посмотри, как выложены приборы!
Я посмотрела: на мой взгляд они были выложены нормально.
— Как? — решила уточнить, дабы не ходить потом с вопросом, что с ними не так.
— Ассиметрично!
— Ужас, — сказала я.
— Ужас, — подтвердила Леона.
— Нет, ужас — это то, что они выложены нормально. То есть ужас то, что они выложены ассиметрично… — По лицу сестры я поняла, что с объяснениями у меня не очень, поэтому решила закругляться. — Ты в курсе, что в любой картине должна присутствовать ассиметрия?
— Разве?
— Ага. Иначе создается нереалистичность… — Нет, все-таки объяснения — точно не мой дракон. — В общем, в мире изобразительного искусства и анимации это фу.
— То есть если твой персонаж будет с одним сиреневым глазом — маленьким, а другим зеленым и большим — это нормально?
