– С Днём рождения, Ева.
Якуб поцеловал меня в щёку. Это был лучший сюрприз ко дню рождения. В сущности, мне особо никогда праздники и не устраивали, особенно после того, как мне исполнилось шестнадцать, но я не хотела сейчас думать об этом. Якуб заполонил мои мысли, а аромат свеч унёс меня в далёкие края, о которых я мечтала. Мы сели на одеяла друг против друга. Якуб открыл вино, налил немного мне, и чуть больше себе. Мы хотели уже чокаться, но он остановил меня.
– Подожди, ещё маленький штрих, о котором я чуть не забыл.
Он подошёл к краю крыши, махнул рукой, и свет фонарей на улице погас. Он подошёл ко мне и задул свечи. Мы остались в полной темноте. Якуб сел позади меня, обняв меня за плечи. Он прикоснулся пальцем к моему подбородку так, что я подняла голову.
– Это для тебя,-прошептал он мне на ухо.
Меня пробила дрожь. Такая, какую я ещё не испытывала. Но я не знала от чего. От шёпота Якуба, или от ночного звёздного неба, подаренного мне им. Я начала тонуть в безмятежности звезд. Голова закружилась, мне казалось, что я лечу. По мере привыкания к темноте, становилось светлее, и образы предметов стали видны отчётливее. Мы стукнулись с Якубом бокалами -наконец я отвела взгляд от неба – и он, поставив бокал, и мой и свой, на устойчивое место, повалил меня на землю. Я снова уставилась в небо, а Якуб лежал, и смотрел на меня. Я поняла это по потоку воздуха, который касался моей щеки и волос, летя из его губ.
– Недавно я лежала в своей кровати и грустила, но улыбалась. И думала о тебе. Когда я смотрю на тебя, я думаю – неужели ты не бываешь грустным? Кто-то прячет грусть за улыбкой, -сказала я намекая на себя,-кто-то в открытую плачет. И вдруг, я поняла, что хотела бы знать, а что делаешь ты, когда тебе грустно. Каким становится твой взгляд, голос, походка. Знаешь, если бы я писала книгу, в ней было бы тринадцать глав. Я люблю это число, и хоть все и говорят, что чёртова дюжина приносит несчастья, мне она помогает. Числа имеют в нашей жизни такое же важное место, как и слова. Тебе бы я отвела первую главу. Не потому что мне нравится это число, а потому что именно такое место ты занимаешь в моей жизни. Ты заслуживаешь первой главы. Ты приснился мне в ту первую ночь, которую я здесь провела… Ты первый поздравил меня с двадцать вторым днём рождения. Ты первый человек, с которым я почувствовала себя свободней. Ты первый парень с которым я общаюсь. И ты первый, в кого я влюбилась.
Мне было легко ему говорить, ведь я не видела его глаз. Он так часто снился мне. И тут я поняла, что мне хочется не просто с ним общаться. Я хотела любить его всем, чем можно любить. Сердцем, душой, телом. Он казался мне как мечта о Франции и нашем доме – недосягаем, но в тоже время был таким близким и родным. Он столькому научил меня, и я обязана была сказать спасибо, но только прямо в глаза.
– Когда я грустный, я думаю о тебе. Взгляд мой начинает жить, голос дрожать, походка становится не ровной. Потому что каждый раз, когда я думаю о тебе, я волнуюсь. А волнуюсь я, потому что люблю тебя.
Я ничего не ответила. А нужно ли было? Мы сказали всё, и даже больше, что бы понять друг друга. Я лишь прислонилась губами к его губам, а он ответил мне, с нежностью и чувственностью. Он обнял меня и мы лежали, уставившись в небо. Мы плыли в нём, теперь вдвоём. Мы тонули во Вселенной, но оказалось, мы тонули друг в друге и в наших чувствах. Я никогда не испытывала подобное. Но, на удивление для себя, реагировала на происходящее спокойно. Обычно я анализирую то, что говорят люди, что отвечаю им я. Но в эту ночь я свободно парила в невесомости. Мне хотелось запомнить каждое мгновение проведённое с Якубом. Это была наша ночь, никто не тревожил нас и я впервые почувствовала любовь не только душой, но и телом…
Когда солнце стало слепить нам глаза, мы проснулись и поспешили вернуться, чтобы никто не заметил нашего отсутствия. Всё сложилось удачно, и в комнате я начала одеваться, сделав вид что вот-вот проснулась. Надеюсь, Анна не просыпалась ночью, а если просыпалась, то не будет расспрашивать меня, где я была и что делала.
Дни летели один за одним. Мы каждый день проводили с Якубом столько времени…Скоро должен был настать тот день, когда все девчонки поедут вместе с доктором Гжегожем по магазинам для подготовки к новогоднему балу. За эти несколько месяцев, что я провела здесь, я узнала всех обитателей нашего особняка, узнала их истории. С парнями сверху я уже была знакома. Эдуард и Марк, милые безобидные ребята…Но какая у них разная судьба.
Эдик появился здесь совсем недавно, за месяц до меня. В свои пятнадцать лет он выглядел на всех двадцать пять. Измученное лицо, поредевшие волосы, вечные синяки под глазами. Оказывается, он учился в специальной школе с уклоном на английский язык для мальчиков. Он рассказал мне всё, когда мы встретились в библиотеке. Он не любил читать, но любил тихие места. Как и я.
Это был один из немногочисленных дней, когда я была не рядом с Якубом. Просто он уезжал в Питер с доктором, по делам. Зато он привёз мне из города две огромные плитки шоколада, Milka, моего любимого.
Детство Эдика прошло в каком-то закрытом московском пансионе. Он был из исключительной, богатой семьи. Дед его был кавалером британского ордена самой высокой степени, бабушка была русской. Их дочь, мама Эдика, училась в Англии, и хотела, чтобы её сын получил образование там же. К мальчику, а позже парню были самые высокие требования, и самые жестокие наказания за неисполнение этих требований. За четвёрку его оставляли без еды и без средств связи, за тройку-пороли, за двойку…В прочем, у него двойка была всего один раз, после чего он понял, что отличные оценки – залог его здоровья и целостности его чести. В седьмом классе у него была важная итоговая контрольная по литературе. Он ненавидел литературу, и не мог читать нудные классические тексты. Его утомляли выдуманные истории, и перед контрольной он занимался совсем не литературой. В его комнате стоял стол для опытов, полка с колбами, мензурками, и прочими атрибутами химика. Он обожал химию, он любил делать опыты и делиться открытиями в школе. Несколько раз его открытия посылали на всероссийский конкурс, но их сочли не слишком полезными и нужными для общества. Тогда он получил лишь почётную грамоту участника химического форума. В тот вечер, перед контрольной, он пытался прочесть хотя бы краткие содержания текстов, по которым будут тесты, и по которым же будет нужно написать сочинение. Ему не удавалось уловить мысль в тексте, он вечно отвлекал внимание на химический стол. В один момент он бросил книгу на пол и принялся за любимое дело. На следующий день он не смог ответить на вопросы в тесте, а уж сочинение и подавно не написал. Сдав полупустой листок, учительница сразу влепила ему «2/2». Он пришёл домой, и не знал, что его ждёт. Узнав о такой непристойности, о такой слабохарактерности своего сына, отец и мать решили наказать его так, что бы он запомнил на всю жизнь. Они раздели его и голым посадили на лестничной клетке. За те четыре часа, что он там сидел, к нему лишь однажды подошла соседская девчонка, живущая внизу. Она Услышала плач, но увидев голого мальчика, тут же убежала прочь. Так как Эдик и его родители жили в элитном доме, весь этаж принадлежал им, и на лестничной клетке невозможно было кого-то встретить. Кого-то, кого можно было бы попросить о помощи. После четырёх часов на каменном полу лестничной площадки Эдуарда запустили домой. Не дав одеться его заперли в кладовке, и там он пробыл до следующего утра. Если бы не нужно было идти в школу, он просидел бы там неизвестное количество времени. Может, его вынесли бы оттуда только мертвого. С того дня он мучился с литературой, но день без еды и воды было перенести легче, чем унижение на холодном цементе. В девятом классе, когда нужно было сдавать ОГЭ, терпение Эдуарда лопнуло. Пришёл конец его выдержке, и издевательствам над ним. Он специально завалил экзамены, из школы вышел со справкой. А родителям высказал всё, что копилось в его душе все эти годы. Он хотел уехать куда-нибудь далеко, что бы родители не нашли его. Он планировал поехать в краснодарский край. Денег у него было достаточно, а если бы не хватило, взял бы у родителей из заначки. Он даже собрал вещи, и собирался купить билет до Краснодара, но не успел. Родители закрыли его в комнате после ужасно сданных экзаменов, и парень, не выдержав неволи, сиганул в окно. Умереть у него не было цели, он хотел лишь убежать из Ада, в котором он жил все пятнадцать лет. Попытка не удалась, и пусть он даже спускался по простыне, её не хватило, и Эдик упал в клумбы под окнами. Свежая разрыхлённая земля смягчила падение, и он отделался переломом руки, ноги, ключицы, и лёгким сотрясением. После всех этих событий, родители сочли его сумасшедшим, и сначала хотели отдать его в психиатричку, но, по советам знакомых из высшего общества, они отвезли его в клинику доктора Гжегожа. Наконец, Эдик нашёл здесь, то, о чём мечтал. Он получил свободу, а вместе с ней – душевное спокойствие и счастье. Родители тоже не навещали его, ни разу. Даже ехал он сюда не с мамой или папой, а с водителем, который целую дорогу молча смотрел исключительно на дорогу, и только выругался, когда какой-то придурок его подрезал. Эдика рассмешила внезапная злость водителя.
