Мать для Беллы была святейшим человеком. Она воспитывала её наилучшим образом, но никогда не заставляла что-то делать насильно. Такая свобода ограничивала Беллу. Она стыдилась делать всё что хочет, хоть мама ей и разрешала, но конечно ей разрешалось не всё. Каждый день она приходила домой к девяти, а иногда и вовсе не ходила гулять. Она была общительной девушкой, душой компании, которая к слову состояла из таких же девчонок как и она. Они гуляли по набережным, слушали классику, ходили по музеям. Она любила театр и оперу, но редко всё это себе позволяла. Мама её работала в лицее, заведовала кафедрой французского языка. Белла идеально знала этот язык, и часто со мной общалась по-французски, что меня вдохновляло, удивляло и завораживало. Этот потрясающий по красоте язык звучал из её уст по истине волшебно и магически. В такие моменты она казалась мне парижской аристократкой. В отличие от сестёр близняшек, причина болезни у Изабеллы была иная. Девочки подверглись издевательству со стороны старших, а Белла…Она подверглась острому удару судьбы, жестокому и неисправимому. Шесть лет назад её мама заболела раком. Она долго боролась за жизнь, целых четыре года. Последние два года своей жизни она не работала, Белле приходилось подрабатывать после школы в музее – там она вечерами мыла полы, что бы хоть как-то прожить. Мать слегла, денег на лекарства не было. Белла окончила только девять классов, и потом работала на частников, поваром, посудомойкой, уборщицей, кладовщиком.
Два года назад Белла была на сутках. Она работала в хирургическом отделении санитаркой. Сменщица попросила выйти на работу, её муж уехал по делам, и ребёнка не с кем было оставить. Белла согласилась, тем более что сменщица заплатила бы за отработанную смену. Иза, как называла её мама, вернулась домой после девяти. По дороге домой она зашла в магазин и купила любимые мамины эклеры с ванильной начинкой.
– Мамуль, я пришла! Сейчас поставлю чай, попьём чайку с твоими любимыми эклерами! Мааам!
Никто не отзывался. Иза открыла дверь в комнату мамы. Она лежала на постели, глаза были закрыты. Её исхудавшее лицо слегка окаменело. Дыхания не было.
– Мама, ты ещё спишь? Давай, мамуль, вставай, я приготовлю завтрак и заварю твой любимый чай с бергамотом.
Она посмотрела на маму.
– Мама! Мамочка! Мамочка, очнись! Мама! Мама! Мамочка…Мамочка…
Она умерла, но было понятно, что умерла она легко, и с хорошими воспоминаниями. На её лице была видна тень улыбки. Она была хорошим человеком, уважаемым работником, и её бывшие коллеги помогли Белле провести мать в последний путь. Лучшая подруга её матери часто захаживала к Изе, помогала по дому, но Изе было тяжело. Она уволилась, закрылась в квартире, голодала, не спала ночами, подсела на снотворные, которые запивала алкоголем. Тогда-то она и заболела. Она отказалась от еды, её буквально рвало от любого, хоть маленького кусочка какой-нибудь пищи. Подруга матери вовремя спохватилась. Она нашла клинику доктора Гжегожа и привезла её сюда.
Белла рассказывала, что несколько раз, по началу, та женщина даже звонила доктору, справлялась о здоровье девушки. Это было высшей степенью заботы в моём понимании. Но и эта добрая женщина вскоре забыла Изу. Но Иза здесь не была одинока. Конечно, в первые дни и даже недели, она не выходила из комнаты, ей было тяжело есть, и вообще жить. Но Гжегож, уж не знаю, как он это сделал, заставил Изабеллу прийти в себя. Ну…конечно я знала, как он это сделал, точнее он ничего и не делал. Просто Белла влюбилась в него, да так сильно, что внимала его словам, будто Богу. Слава Всевышнему, если он всё-таки есть, у неё это прошло. Когда она рассказывала мне о своей влюблённости, она всегда смеялась.
– Да, это была такая любовь…Хорошо, что он не знал, а я ведь как-то хотела признаться, даже написала записку, но потом скомкала её, и сожгла в камине.
– Значит не такая уж и сильная любовь это была…
– Ну конечно, такой любви как у вас с Якубом, не будет никогда и ни у кого! Ты же позовёшь меня на свадьбу?
– Хватит! Я позову всех, кроме тебя!
Мы задрались подушками, что лежали на диванах в зале, и громко засмеялись. На наш шум поспешила Ираида, и быстра успокоила нас.
– А всё-таки, Ева, с твоим появлением в этом доме стало шумнее. И это хорошо! Может, ты станешь для всех спасением, как и для Якуба.
Ираида тоже засмеялась своим простодушным хохотом, да так, что мне показалось, в разы громче, чем это делали мы несколько минут назад. Ах Ираида, коварная женщина! Как подловила меня. Я засмущалась и замолчала, прижав подушку к груди и заглядевшись на ковёр на полу, а Белла стала надо мной снова подшучивать.
– Ну всё, хватит. Мне теперь не до смеха. Даже Ираида уже подшучивает надо мной. А я ведь скучаю по нему…
И тут на меня нахлынуло. Слёзы покатились по щекам. Когда я увижу его? И увижу ли? А вдруг с ним что-то случится, или со мной. Вдруг произойдёт землетрясение. Или ещё хуже, конец света – и мы никогда больше не увидим друг друга, наши тела сотрутся с лица земли, и он даже не сможет прийти на могилу ко мне, или я к нему. Нет, нет…Что бы сейчас сказал Якуб? «Когда ты уже повзрослеешь?» Да…Нужно что-то делать с собой, что бы он приехал и сказал – «Наконец-то ты повзрослела».
Глава 8
Наступил тот самый день, когда мы все собрались за покупками. Доктор Гжегож приехал позже того времени, что обещал. Он опоздал на четыре часа, и я думала, что мы и вовсе не поедем сегодня никуда. Но мы были в полной боевой готовности, и доктор даже не успел отдохнуть с дороги и перекусить. Все, кроме Вики, уже собрались и сели в машину. Сегодня Гжегож приехал на пассажирской газели, ибо в его малюсенькой иномарке не хватило бы места для всех девчонок. Я села почти последней, и увидев, что в салоне почти все места заняты, села на переднее сиденье к доктору. Были все, кроме Вики. Я знала почему она не идёт. Она не хотела ехать, она не хотела простаивать в магазинах просто так, ибо знала, что ничего не купит. Хоть всем и казалось, что она в полном порядке и не комплексует по поводу своей внешности, я знала, что она себя ненавидит. Она страдала крайней формой ожирения и никак не могла заставить себя перестать есть. Её историю рассказывать бессмысленно, потому что ничего нового в ней нет. Она просто была полной с детства, привыкла много и вкусно есть, а предательство парня пережила с большой тяжестью на сердце. Она начала буквально расти на глазах, день за днём становясь всё тяжелее и тяжелее. Родители обзывали её свиньёй, хотя сами, что отец, что мать, были мягко скажем полные и никогда стройностью фигуры не отличались. Всё навалилось на девушку, и давление со стороны родителей добило её.
– Ну посмотри на себя! Не удивительно, что он бросил тебя, ты же такая жирная и страшная. Кому ты нужна вообще.
– Отстань от неё, мать. Ты видишь, девке и так плохо от осознания того, что она убожество. Пусть лучше посидит одна, у себя в комнате, да подумает, как человеком нормальным стать, что б на улицу не стыдно было выйти.
И такое было каждый день. В один из таких дней Вика просто ушла из дома. Она собрала все свои пожитки и сама приехала к Гжегожу. Она единственная, кто пришёл сюда сам. Но стала она как и все, обречённой, ведь ни у кого из нас не было шанса вернуться к нормальной жизни.
