– Ты избила человека, он весь день испускал кровь. У него голова пробита. А ты ещё хамишь мне!
– Да я весь день в ванной просидела! Почему, если твой муженек напивается до глюков, расшибает себе башку, в этом виновата я? Почему его ты ставишь выше меня? Его, который только пьёт лёжа на диване, и пользуется твоими бабками!
Я выскочила из комнаты, и отправилась к этому уроду.
– Где твоя совесть, конченый ты мудак? Какого хрена ты винишь меня в своих запоях? Почему я должна выслушивать от матери всё это?
Я трясла его, во мне было столько гнева. Мама поспешила за мной.
– Ты, конечный ублюдок, соберешь свои вещи и свалишь из этого дома!
Я стала вытягивать его тряпки из шкафа, и швыряться в него.
Мама стояла молча. Она не могла поверить, что я такое могу сделать. Я ведь всегда молчала. Всегда. И терпела, как она. Но я не могу больше терпеть.
– Что ты так смотришь, мам?! Я делаю то, на что тебе не хватало сил.
Я знала, что она была привязана к Олегу, но и его поведение она терпела с болью. Ей было тяжело с ним.
– Дочка, успокойся.
Она подошла ко мне, и взяла за плечо.
– Я была не права, обвинив тебя в том, что случилось с дядей Олегом. Да, он изменился и больше не помогает нам, как раньше. Но ему некуда идти. Пусть останется хотя бы на время. Я тоже от всего устала, но давай проявим милосердие. Завтра же,-она взглянула на Олега,– он пойдёт искать работу. А как прочно устроится, снимет себе жильё.
Мама была так добра в этот момент.
– Ладно. Решайте тут сами. Но учти, долго я этого не выдержу.
Я пошла к себе в комнату. Конечно я знала, что он не уйдёт, ни завтра, ни через неделю. Ей в сорок пять нужен был мужчина, да такой, чтоб всегда под боком и без претензий. Олег был идеальным вариантом. Стирать и готовить ему было не нужно, ибо он постоянно бухал, а ел что найдёт. Я представила, что это будет длиться всю жизнь. Его вонь из комнаты, маты и ругань целыми днями, пока нет мамы дома. Потому что когда она дома, он белый, с примесью мочи, и пушистый. Я открыла ящик у прикроватной тумбы. Афобазол, валериана. Амитриптиллин, прозак, фенозепам. Нурофен, анаприли, глицин. Я остановилась на прозаке. Достала два блистера и выдавила шестнадцать капсул. Собрала всю слюну что была во рту, и попыталась сглотнуть, но не вышло. На тумбе стоял остывший кофе.
– Отлично.
Я поглотила таблетки и легла в постель.
Через пол часа, может меньше, меня затрясло. Начался тремор рук и ног. Вдруг, начиная от пальцев рук, меня схватили судороги. Они распространялись по всему телу, и когда дошли до икроножных мышц, я закричала. Это было больно.
Потерять папу было больнее.
Я должна была терпеть, чтобы наконец встретиться с ним.
Мама прибежала в комнату. Я лежала со скрюченными руками и перекошенным лицом. Я не могла говорить.
Она сбегала в свою комнату, принесла какие-то лекарства, сделала мне два укола и принялась писать мне в нос какую-то дрянь, от которой меня за тошнило. Меня вырвало, минут через двадцать стало отпускать. Я плохо помню, что говорила мне мама. У меня свистело в ушах. Я помню лишь, как она подошла ко мне. Было уже пол третьего ночи.
– Милая, ты хоть сама понимаешь, что так дальше нельзя?
Я неохотно кивнула.
– Завтра я отвезу тебя в клинику доктора Гжегожа. Он из Польши. Он очень хороший специалист, он поможет тебе. Там по крайней мере, ты будешь под постоянным присмотром, который я обеспечить тебе не могу.
Она молчала с минуту.
– Ты согласна поехать?
– Опять в психушку? Кто ж на такое согласится?
– Нет, нет, это не психбольница. Это частный реабилитационный центр. На окраине Петербурга. Тебе понравится там.
– Ладно.
Я смирилась. Мама ушла, и я полезла в интернет. Доктор Гжегож. Реабилитационный центр. Головной офис, если так можно сказать, находился на Крестовском острове в Питере, а реабилитационный блок был где-то под Питером, в малонаселённой областном городе. Про него я ничего не нашла. Реабилитационный блок. И кто придумал это название? Я представила себе его. Белые стены, окна с решетками. В палатах только кровати с ремнями, и унитазы с мойками. Комнаты запираются на ключ, и отпираются лишь тогда, когда медсестры приносят еду и таблетки. А ещё с утра, когда делают укол с успокоительным, чтобы ты весь день валялся в кровати, как овощ. Мне стало жутко, но в то де время интересно. За что так хвалят этого польского доктора Гжегожа? Одни лишь положительные отзывы. Но фото нет. Только бы мама не влюбилась в него. Хотя, он вряд ли хуже этой свиньи.
Глава 2
Мама разбудила меня пол шестого утра. Я спала меньше трёх часов, но усталости не чувствовала. Мне хватило этого времени, чтобы не быть разбитой. То, что несколько часов назад меня вырвало, сказалось. Я посмотрела в зеркало. Лицо было опухшим. «Ну и видок» – подумала я. «И как в таком виде появляться у этого доктора? Он сразу заподозрит, что я ненормальная, и положит в самую закрытую камеру.» И тут я подумала, а почему меня это вообще волнует? Почему меня волнует то, что скажет этот доктор Гжегож. Плевать. Когда-нибудь они опоздают. А в гробу будет плевать, как я выгляжу. Я пошла на кухню. Мама допивала свой горький до кислого кофе. Она всегда такой пьёт. Однажды я отпила из её кружки и меня перекосило. Сколько она кладет? Четыре, пять ложек? Она всегда такой пьёт. Я взяла замызганный чайник. Открыла. Только осадок шевелился на дне.
– Почему ты не оставила мне кипяток?
– Я не думала, что тебе нужно. Погрей заново. Поспеши, через сорок минут мы выезжаем.
Она ушла в комнату. Оттуда послышалось невнятное мычанье Олега. Опять нажрался…Когда он успевает? И почему ему так легко? Почему он не чувствует вины за собой, или хотя бы стыда? Хотя…Плевать. Сегодня я буду ночевать в другом месте. А это не плохо, что мама увозит меня. Есть плюсы в этом. Хоть я и буду скучать по маме, радует то, что я не увижу косую морду этой пропившейся свиньи. Кнопка щёлкнула, вода успокаивалась. Я подождала пока мусор осядет, налила себе кипяток. Пара капель упала на пол. Я вытерла ногой. У меня на ногах были красные махровые носки, они хорошо впитывают влагу. Если бы мама увидела воду на полу, обязательно не удержалась бы. Ляпнула бы что-нибудь, чтоб уколоть меня. Язва. Иногда я так думаю про неё. Но я люблю её, хоть и ведет она иногда себя хуже змеи. И нянчится с Олегом. Как будто он ребёнок. Пока я думала об этом, я не заметила, как пила пустой кипяток. Я кинула пакетик зеленого чая. Без сахара. Чай этот был редкой дрянью, но от одного запаха кофе меня уже тошнило, и я решила не пить его этим утром. Зелёный чай бодрит. Я пошла к себе в комнату, села напротив зеркала. Девушка, что смотрела на меня оттуда, казалась мне уродливой. Растрепанные жидкие волосы, лопнувшие сосуды в глазах. Лицо земельного цвета, будто её вот-вот стошнит. Я выпила чай и решила изменить отражение. Волосы забрала в пучок, предварительно начесав, чтобы казались гуще. Косметики у меня было не много. Я воспользовалась тоном, тушью и карандашом для губ. Мама зашла в комнату.
