Время в заточении тянулось медленно. Тем более, что, насколько помню, родители меня никогда подобным образом не наказывали. Сидеть взаперти было прерогативой Машки, младшей сестры, я же всегда слыла образцовым ребенком. Единственный бунт, на который я решилась, состоял в том, чтобы встречаться с женатым преподавателем, и вот к чему это привело.
Интересно, о чем они там говорят? Телевизор, как выяснилось, был отключен от антенны, окна не открывались, вот и оставалось изводить себя мыслями. Можно еще было глядеть в замочную скважину, но кусок коридорной стены, что находился аккурат напротив двери, довольно быстро наскучил. Услышать тоже ничего интересного не удалось, дом как будто вымер.
Спустя несколько часов все тот же Андрей принес поднос с обедом. Это радовало, потому что, если следовать моей логике, смертников кормить было бы не целесообразно. Как может, однако, приободрить всего лишь один поднос с едой.
Я не удержалась и, подскочив к мужчине, вцепилась в его руку. Без каблуков я едва доставала ему до кончика носа, не самое приятное ощущение.
– Где Макс и Сергей? Они в порядке? – видимо взгляд, которым я впилась в мужчину, был настолько молящим, что охранник не выдержал и кратко ответил:
– В порядке. Они в таких же гостевых, – и, пока я не успела еще сильнее разжалобить, быстро покинул комнату, не забыв запереть дверь на ключ.
Брезговать едой я не стала, мало ли когда теперь понадобятся силы. Но могла бы и не стараться: все время до вечера пришлось просидеть взаперти, так что быть съеденным калориям теперь лишними сантиметрами на моих стратегически важных местах.
Я лежала на спине поперек кровати, закинув ноги на стену. Подол платья предсказуемо сполз вниз и обретался на совсем уж неприличных высотах. Точнее выражаясь, низинах. Но это меня волновало мало – я пялилась в абсолютно белый потолок и пребывала в своей стихии: наметывала план и прорабатывала варианты. Раз уж мы должны предложить что-то Баскову, к моменту, когда он вызовет нас на рандеву, нужно постараться и быть во всеоружии. Не знаю, какие там козыри в рукавах у напарников, но просто лежать и надеяться на лучшее было глупо.
Наконец, «предложение века» было придумано и даже обросло деталями, не зря все-таки в паек они включили шоколад – глюкоза моему мозгу всегда шла на пользу.
На ужин нас пригласили спуститься. Пришлось внедряться в лодочки и следовать за слегка порозовевшим парнем, что, придя за арестанткой, увидел ту в не совсем обычной позе мыслительницы.
За столом уже сидел сам Басков в компании слегка напряженных Сереги и Макса. Последних я как следует оглядела, но видимых признаков какого-либо свершившегося насилия не нашла. На душе стало легче. При виде чиновника, который продолжал разыгрывать роль гостеприимного хозяина, я опять начала мандражировать. В его улыбки и показушную лояльность не верилось абсолютно, примерно так же, как в торжественную радость тетечек из ЗАГСа.
– А вот и наша прекрасная Регина, – тепло поприветствовал меня чиновник и указал на стул рядом с собой.
Я послушно села на почетное место и положила салфетку на колени. Сервирован стол был в лучших традициях, что вызвало очередной приступ недоумения. Хозяин застолья любезно наполнил мою тарелку.
Ковальский тем временем безмолвно вопрошал взглядом, все ли со мной в порядке. Я легонько кивнула. Серый жест тоже заметил и выдохнул как будто с облегчением. Павел Анатольевич заливался соловьем: сначала хвалил своего повара, вещал о том, что предпочитает во всем красоту и изящество, потом плавно съехал на комплименты мне, что уже заставило всерьез насторожиться. Цель нашего пребывания в этом доме, а уж тем более странного ужина была совсем не ясна.
Басков балаболил, Ковальский с Серегой изредка вставляли пару слов, я злилась на этот театр абсурда, но прекратить чужую самодеятельность, ясное дело, не могла. Наконец виновник торжества замолчал, промокнул губы салфеткой и велел принести вино. Один из охранников тут же вышел и вскоре вернулся с бутылкой. Интересно, тот повар, которого так щедро хвалил чиновник, кашеварит в переднике поверх униформы охраны? Чем-то это все мне военное положение напоминает.
Пока я хмурила лоб, Басков успел лично разлить красное сухое по бокалам и пуститься в пространные рассуждения о виноделии. На моей памяти, кстати, это был первый раз, когда я видела Серегу, употреблявшего вино. Аккуратный бокал в его лапище смотрелся несуразно. Чтобы не ляпнуть чего лишнего, я ела. Басков, невзирая на словоохотливость, успевал следить за моей тарелкой и подкладывал все новые и новые блюда. Я не возражала, поминая известную фразу о том, что иногда лучше жевать, чем говорить.
Наконец Павел Анатольевич, витиевато выражаясь, подобрался к теме нашей «охоты» за документами и в лучших традициях проныр-журналюг заставил давать комментарии, а потом Максу с Серегой и вовсе пришлось пересказать все наши приключения. Не знаю, вполне возможно, что весь этот театр одного актера раздражал их не меньше, чем меня, но говорили парни вполне спокойно и недовольства никоим образом не выказывали.
«Развлекается за наш счет, козел!» – злобно думала я, разрезая отбивную на мелкие кусочки и кивая в нужных местах. Теперь смысл ужина и сладких речей стал более-менее понятен.
– Это все, конечно, хорошо. Однако, пора бы перейти к тому, зачем мы здесь собрались, – подвел черту хозяин и повернулся ко мне. – С вашими друзьями, Регина Аркадьевна, мы уже все обсудили. Так что остались только вы. И прежде, чем вы начнете говорить, хочу заметить, что отдаю себе отчет в том, что вы в данной ситуации, с одной стороны, лишь жертва обстоятельств, но с другой – едва ли не главное действующее лицо. Так случилось, что близкий вам человек хотел решить за ваш счет свои проблемы и поступил с вами не совсем по совести. И поверьте, лично у меня к нему претензий не меньше, чем у вас. Признаться откровенно, я очень рассчитывал на то, что Евгений Андреевич, зная о ваших проблемах, все же объявится. К сожалению, его трусость оказалась сильнее его к вам привязанности.
Я скривилась: слышать о том, как ошиблась в мужчине, с которым провела почти десяток лет, было неприятно. Как будто очевидная подлость Евгеши прямо указывала на мою житейскую некомпетентность. А я благодаря авторитарному воспитанию мамы привыкла все делать хорошо. Вот такая психологическая травма из детства. Басков тем временем продолжил:
– Однако я не привык спускать все на тормозах, да и, признаться честно, не достиг бы в жизни всего того, что достиг, раздавай я прощение направо и налево. В конце-концов мы не в церкви, верно?. Но вы мне чисто по-человечески симпатичны, – вскинул он руку. – Поэтому я в чем-то готов пойти вам навстречу, – наконец-то закончил свою проникновенную речь Басков и вновь с отеческой теплотой во взоре уставился на меня.
Ясное дело, я не поверила ни единому слову, что так старательно выплескивал в мои уши чиновник. Единственное, что я поняла, так это то, что Баскову от меня нужна некая моральная компенсация, причем явно не в денежном эквиваленте. Натура, думаю, тоже не подойдет. Я помолчала, прикидывая, насколько мое предложение соответствует чиновничьим запросам, а потом заговорила:
