Соболев бодренько шагал вперед с букетом в руках, как красноармеец с шашкой наголо, я же, не разделяя его оптимизма, плелась позади, понимая, что приличное платье от расспросов не спасет.
Маму с Региной мы увидели издалека, они стояли зеркальным отражением друг друга возле беседки с бокалами в руках и о чем-то беседовали. По их виду каждому становилось ясно, что перед ним мать и дочь – обе хрупкие, высокие, с густыми светлыми волосами, о которых мечтает любая девушка, серьезные и уверенные в себе.
Мама блистала в жемчужно-голубом платье-футляре и золотых лодочках без каблука, волосы тяжелой светлой волной спускались на спину. Подойдя поближе, я смогла рассмотреть на ее шее новое ожерелье из крупных белоснежных жемчужин – подарок отца, скорее всего.
Сестра тоже успела переодеться после работы и стояла рядом с мамой в легком светло-синем платье, больше смахивающем на сарафан, по всей длине которого был нанесен рисунок в виде веточек. Как-то непривычно было видеть свою всегда собранную деловую сестру в столь легкомысленном наряде, хотя, надо отдать ей должное, смотрелась она в этом платье молоденькой задорной девчонкой, а не большим боссом, образу которого старалась соответствовать большую часть времени.
Мужчины, судя по тому, что их видно не было, находились внутри.
– Евгения, примите самые искренние поздравления. – обнял маму Егор и вручил непонятные цветы. – Такая дата дорогого стоит.
– Ох, спасибо, дорогой. – поцеловала его в щеку мама.
– Привет, мам, поздравляю. – обняла я родительницу.
– Спасибо, дочка, прекрасно выглядишь. – оглядела она меня (уверена, что производитель наряда и его стоимость не остались для нее загадкой) и аккуратно приложилась к моей щеке, обдавая невидимым облаком чего-то сладкого и одновременно легкого, как сочные фрукты.
– Привет. – обняла я сестру.
– Привет еще раз. – улыбнулась она.
– Привет, пап. – поцеловала я вышедшего к нам мужчину.
В белоснежной рубашке и темно-синих брюках он выглядел просто здорово, как всегда мне не верилось, что этот моложавый мужчина – мой отец.
Егор, приветствуя, пожал ему руку, и мы прошли внутрь беседки.
– Что же ты на мамин поцелуй «Вау» не сказал? – прошипела я Соболеву так, чтобы никто не услышал.
В ответ он хрюкнул, за что мы заслужили подозрительный взгляд от вездесущей маман.
Поскольку повод сегодня был серьезный, от бдения у мангала папа был освобожден, но и без этого стол ломился от всевозможных деликатесов.
– Первый тост предлагаю выпить за мою супругу, – взял слово папа, когда мы дружно расселись за столом, и вечер официально начался. – Женя, без тебя, твоей любви и стараний ничего этого бы не было. – обвел рукой нас и все вокруг себя папа. – Спасибо тебе за эти годы, за счастье, за прекрасных детей и уютный дом. Спасибо за твои капризы, когда ты была беременна девчонками, спасибо за те вечера, что ты верила в меня, когда сам я уже был на грани отчаяния. Спасибо за ту высокую планку, которую ты для нас установила, и тем самым не позволяешь расслабляться. Спасибо за ту любовь и тепло, что ты даришь нам год за годом. Ты – наше сердце, наш магнит, на котором держится семья. Без тебя нет нас, нет и меня. Еще раз спасибо. За тебя!
– За тебя, мама! За вас! – прозвучало хором под звон бокалов.
– Спасибо, мои дорогие. – Заморгала мама часто-часто, чтобы прогнать непрошенные слезы.
А внутри меня разлилось что-то настолько теплое, почти обжигающее, что стало трудно дышать. Чтобы скрыть внутренний раздрай, пришлось с особым усердием уткнуться в бокал с шампанским, но от внимательного взгляда Егора мое состояние все равно не укрылось.
Плавно беседа перетекла на забавные по мнению родителей случаи из нашего с Региной детства. Мы с сестрой нацепили вежливые улыбки, а остальные действительно получали удовольствие от воспоминаний.
– Но был у Марьи коронный случай. – к моему ужасу папа собрался поведать о самом позорном происшествии моего детства, который оставил в моей маленькой душе нестираемый временем след. – Можно сказать жемчужина нашей коллекции.
Конечно же, поняв о каком случает идет речь, мама с Региной грохнули таким смехом, что меня так и подмывало сказать им о том, что леди так громко не хохочут. Да, это их любимая история.
– Пожалуйста, папа, не надо.
Так как от стыда мое лицо было закрыто руками, просьба прозвучала глухо.
– Да ладно, тут все свои. – решил все-таки добить мою и без того хромающую самооценку папа.
– Значит, случилась с Марьей первая великая любовь, когда ей было лет пять и она, соответственно, посещала детский садик. – периодически прерываясь, чтобы прохохотаться, рассказывал папа. – В одной группе с ней был гроза всех девичьих сердец, в том числе и Машиного, Илья, кажется?
– Сотников Артем. – буркнула я.
Уж я-то это имя никогда не забуду. Оно красными кровоточащими рубцами выведено в моей памяти.
– Да неважно. – отмахнулся от столь несущественной информации отец. – Так вот, прибегает как-то Марья домой вся такая счастливая и хвастается, что Артем ей в садике в любви признался и они в туалете обнимались и даже три раза поцеловались.
– Куда только воспитатели смотрели! – опять пробурчала я.
– Идиллия их продержалась ровно три дня, потому как вечером третьего дня Женя обнаружила, что маленький сердцеед наградил нашу доверчивую Машку за любовь вшами.
– Представляете мой ужас. – прохохотала мама.
А я почувствовала, как при кошмарных воспоминаниях под волосами начала зудеть кожа, и мне пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы тут же не начать чесаться всем на потеху.
– Решение было принято кардинальное – Машу побрили налысо.
– Не хватало еще чтобы все заразились, Регина тогда уже в школу ходила, да и коса у нее была длиннющая. – пояснила свой выбор присутствующим мама.
– У Машкиного Ромео все пылкие чувства ожидаемо растаяли при первом же взгляде на голую макушку возлюбленной, и осталась наша юная доверчивая девочка с лысой головой и разбитым маленьким сердечком.
– В общем, испытаний детская любовь не выдержала. – подытожила мама и над столом раздался новый приступ смеха.
Им всем смешно, а мне каждый раз, как ножом по сердцу. Хотя, мне бы после того случая смекнуть, что продолжать с мужчинами не стоит, но я каждый раз наступаю на те же грабли.
– У нас даже где-то остались новогодние фотографии, где Марья везде лысая и хмурая.
– А вы бы довольны жизнью были, если бы на утреннике оказались единственной лысой снежинкой? – чувствуя, что сижу красная как рак, и вовсе не от жары, огрызнулась я.
– А я специально на лысо брился, чтобы отца позлить. – попытался разрядить обстановку Егор.
