Я послала ему полный благодарности и облегчения взгляд.
– А я, наоборот, с хвостом ходил на зло родителям. – подхватил Алексей.
Плавно беседа ушла в сторону от позорящих меня воспоминаний, и я смогла и дальше наслаждаться ужином в кругу семьи. Причем, к мужчинам я за последнее время так привыкла, что тоже начала считать их за своих, не взирая на некоторые сложности с Егором.
Наслаждалась вечером я ровно до того момента, как маме не пришло в голову спросить про Димку, о котором я успела успешно позабыть, во многом благодаря истории с пропавшим кошельком и ее последствиям.
– Маша, а что же Дима не пришел?
– Дима? Ээм, ну, он не смог? – из-за растерянности мой ответ больше смахивал на вопрос.
– Странно. – протянула мама. – Раньше он всегда мог найти для нас время. Вы что, поссорились?
– Нет. – у меня было ощущение, что подо мной не стул, а раскаленные угли.
Смотреть маме в глаза было тяжело. Я почувствовала, как пылают мои уши, и пожалела, что не распустила волосы – теперь все могут видеть, что я вру. Но мы ведь и правда не поссорились, мы расстались!
– Что-то ты темнишь, дорогая. – прищурилась маман, давая понять, что эта тема не закрыта.
Егор, видимо, устав наблюдать, как я в течение вот уже почти недели пытаюсь устоять на краю обрыва, выдал:
– Насколько мне известно они расстались.
Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы: Бах! и за столом повисла оглушающая тишина, все в неверии уставились на меня, а я – на Соболева. Как он мог так со мной поступить!
– Это правда? – мамины ледяной тон и взлетевшая бровь пугали до колик в животе.
– Да. – глухо ответила я, уставившись в раскрытые ладони.
– Прекрасный подарок к празднику, вы так не считаете? – обвела она всех присутствующих взглядом и остановила его на мне. Ни один мускул не дрогнул на ее прекрасном лице.
Точно так же мама смотрела, когда выяснилось, что я уже несколько месяцев как учусь в другом универе и на другой специальности.
– Хотя, чего еще можно ожидать! Как только у Маши в жизни все налаживается, она решает, что так не интересно, и рушит все подчистую, с азартом принимаясь строить, как те самые коммунисты, новую, лучшую жизнь. Да, Маша?
Отвечать маме, когда она находится в таком настроении, опасно, поэтому я промолчала.
– Может не надо так строго. Уверен, у ребят были на то причины. – Алексей пытался деликатно, как мог, спасти ужин, но тот, как тонущий Титаник, уже был безнадежен.
– Причина тут только одна, – не дала ему шанса мама. – Ветер в чьей-то голове и полное отсутствие какой бы то ни было ответственности.
– Женя. – покачал папа головой.
– Да что, Женя! – наконец взорвалась мама. – Мне просто интересно, она бы себя так же вела, не будь у ее родителей столько денег, а у нее столько возможностей заниматься чем попало! Если хочешь знать мое мнение, то некоторым присутствующим здесь слишком легко и привольно живется!
От несправедливости маминых слов из глаз прыснули слезы.
– Это тебе, мама, слишком легко говорить! Ведь это не ты, зайдя в комнату, обнаружила голозадого жениха, задорно скачущего поверх какой-то девицы. – давясь слезами, оправдывалась я. – Конечно, мне надо было понять его и простить, лишь бы всех вас не расстроить! Только вот жаль, что вам все это не интересно.
Я выскочила из-за стола, размазывая слезы по лицу, и материла Егора, расточающего откровения к месту и не к месту, на чем свет стоит. Если бы кто меня услышал, ни в жизнь бы не поверил, что перед ним искусствовед.
Выскочив за ворота, я направилась в сторону трассы. Куда податься я решила, не задумываясь, и вызвала такси. Хорошо хоть сумочка с телефоном оказалась у меня в руках.
Пока я шла к остановке, где через двадцать минут по уверениям диспетчера меня должна забрать машина, успела словить от прохожих не один удивленный взгляд. И я их ни капельки не осуждаю – не часто встретишь ревущую девушку в нарядном платье, пинающую вечерними босоножками камушки по пыльной проселочной дороге.
Пару раз звонили папа и Егор, но я причислила их к вражескому лагерю и трубку не взяла.
Через какое-то время возле меня притормозила машина и из открытого окна донеслось:
– Садись, довезу.
– Да пошел ты на х@й, Егор. – не поворачивая головы, ответила я и вытерла текущий нос.
Машина проехала чуть вперед и остановилась, мужчина вылез и приблизился ко мне.
– Маш, прости, я как лучше хотел. – протянул он руку.
– Отвали. – со всей силы я откинула его ладонь.
– Маш, ну кто же знал, что она так прореагирует. Я и правда помочь тебе хотел.
– Я знала! И тебе рассказывала! – не смогла я больше сдерживать себя, и мой голос звучал все громче и громче. – Спасибо большое за помощь.
Я попыталась продолжить идти, но мужчина преградил мне дорогу.
– Ну куда ты в таком состоянии. Скажи куда надо, и я отвезу, а потом уеду.
– Без твоей помощи как-нибудь справлюсь. Пусти, мне нужно идти.
– Да куда ты пойдешь-то одна вечером в долбаном селе? – взорвался мужчина.
– За мной такси приедет через десять минут. – тихо проговорила я, поняв, что он все равно не отстанет.
– Я провожу.
По его тону становилось ясно, что спорить бесполезно, поэтому я не стала тратить силы и, обогнув мужчину, продолжила свой путь.
Егор шел рядом, сунув руки в карманы и не проронив за всю дорогу ни слова. Жалеть себя и хлюпать носом при нем было совершенно не удобно, поэтому я, громко высморкавшись в одноразовую салфетку, – а чего теперь его стесняться? – до самой остановки боролась с самовольно текущими слезами.
– Маш… – выдохнул Егор, пытаясь снова объясниться, когда за мной подъехала машина, но я, не дав продолжить, перебила:
– Я ненавижу тебя, Соболев.
И быстро села в машину, чтобы он не увидел по вновь начавшейся истерике, какую боль мне самой доставили эти слова.
Всю дорогу до Викиного дома я прорыдала, скрючившись на заднем сидении. Таксист попался понимающий и с разговорами не приставал, лишь тихонько включил музыку, чтобы приглушить чужие всхлипы.
Подруга в наш город приехала учиться из соседнего областного городка, поэтому уже давно и счастливо жила в одиночестве в съемной однушке. На мое счастье Вика этим пятничным вечером оказалась дома.
Достав из закромов бутылку вина, подруга усадила меня на диван и обняла. Мы взяли в руки по пузатому бокалу и я, хлюпая носом и тыкаясь в худое плечо, жаловалась единственной на тот момент родной душе.
– Вот устроюсь, например, официанткой и буду квартиру снимать, фиг они меня еще увидят. Можно подумать, я без их денег пропаду. – плакалась я.
