– Не была б ты мне нужна, дрянь, прикончил бы тебя прямо здесь и сейчас. И оставил бы валяться в луже собственной мочи.
Я смотрела в его совершенно безумные глаза и упрямо молчала.
– Ты че еще и линяешь? – удивленно разглядывал "Борисов" длинные пряди, оставшиеся в его руке, – От любовничка подцепила что-то? – мерзко заржал он, радуясь собственному остроумию, и повел меня на выход.
– Ага. Стригущий лишай, – выплюнула я, глядя на похитителя исподлобья.
Как-то сковывать мне руки или спускать до щиколоток штаны блондин не стал, ограничился лишь вновь намотанными на грубую пятерню остатками волос. Мол и так никуда не денусь. В торцевой комнате с одной лишь входной дверью мы остановились у сплошной стены и я непонимающе уставилась перед собой. Хотелось бы наградить недоуменным взглядом и блондина, но из-за тугой хватки головой было особо не пошевелить.
Тем не менее, ждать пришлось недолго: когда откуда-то сбоку раздался щелчок, и фальш-панель отъехала в сторону. Все вопросы отпали сами собой. Мы прошли сквозь узкий проход и оказались в богато обставленном холле. И вот тут уже мое сердце неприятно сжалось: обстановочка оказалась до боли, до жгучей рези в желудке знакомой. И настолько же отталкивающей. Я даже примерно могла предсказать, где и в чьей компании в скором времени окажусь. И отнюдь не оттого, что в свете последних событий во мне вдруг открылся дар ясновидения.
Мы прошли по коридору, достойному лучших поместий конца девятнадцатого века, и остановились у резной массивной двери с золотистой латунной ручкой. "Борисов" постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет, толкая меня перед собой.
На обитой бархатом кушетке возлежал в царской позе Машков Виктор Иванович собственной персоной и потчевал себя любимого коньяком из старинной серебряной рюмки. Этикетка на рядом стоящей бутылке не дала шанса ошибиться с типом напитком.
"С его-то здоровьем еще только выпивать не хватало" – подумала я отстраненно.
Одет был Машков в шелковый темно-изумрудный халат, пижамные брюки того же цвета и сеточку для волос а-ля мафиози. Рядом стоял пузатый столик с закусками. Римские шторы на этот раз были подняты, и кабинет утопал в солнечных лучах, представая во всем великолепии перед посетителями. Антикварная мебель и полотна известных классиков могли составить конкуренцию многим не очень богатым музеям. Все это должно было подчеркнуть статус владельца, но тщедушный старик смотрелся попросту жалко среди окружающего его монументального великолепия.
– Я так понимаю, именно эти полотна вы собирались мне показать для оценки, Игорь Викторович? – ядовито спросила я, не обратив внимания на присутствовавшего в помещении старика.
– Заткнись, мразь, – было мне ответом.
– Проблемы с женщинами? – хмыкнула я так, чтобы блондин услышал, – Могу что-нибудь посоветовать.
– Себе посоветуй, как в ближайшее время не сдохнуть.
Машков-младший тем временем под невозмутимым взглядом папаши усадил меня на стул и, как это не банально, приковал за руку к батарее. Потом вышел за дверь и вернулся с плоским прямоугольником, размером примерно с современный телевизор. Прямоугольник был обернут в подарочную бумагу и украшен несуразно пышным бантом сбоку. Пристроив эту ерунду у меня на коленях, торжественно провозгласил:
– С днем рождения, отец!
Дедуля сыновнего энтузиазма не разделил и с недовольным видом проворчал:
– Что за херню ты приволок?
Причем уточнить, что конкретно он обозвал херней, старик не потрудился.
– Подарок, – довольно осклабился блондин, – Наша картина, – содрал он обертку с прямоугольника, – И баба Егорчика. —он грубо повернул мое лицо к имениннику и стиснул пальцы на челюсти, от чего губы мои выдвинулись вперед буквой "о", а я стала похожа на рыбу.
Что за полотно скрывалось под бумагой, я могла сказать, не глядя. Когда "Борисов" снял тяжелую раму с моих колен и приставил к соседней стенке, моим глазам предстали крупные, как будто акварельные мазки украденного пейзажа. А приглядевшись повнимательнее к блондину, я поняла, кто же был изображен на видеозаписи с камер наблюдения. Сынок Машкова собственной персоной. Ну просто "Бинго"! Интересно только, сделал он это по приказу папочки, или украсть картину было всецело его собственной инициативой.
– Ты смог удивить меня, – одобрил подарок папаша и, с трудом встав с кушетки, подошел поближе.
В первую очередь он уделил внимание картине.
– Элька довольна будет. Полотно со мной в могилу зароешь, – хрипло проговорил Машков и, стряхнув трясущейся ладонью старческие слезы, глухо закашлялся. А я сделала вывод, что дедуля – противник крематориев. Еще небось и отпевание грешной душеньки в церкви потребует.
Блондинчик тут же кинулся поддержать расчувствовавшегося папашу.
– А с этой что? – кивнул он в мою сторону, когда пристроил отца обратно на кушетку.
– Решу позднее, а пока пусть тут сидит, – отдышавшись ответил Машков.
Старику похоже и правда недолго осталось. С момента нашей последней встречи прошло чуть больше недели, а сдал он порядочно. Я задрала подбородок повыше и уставилась в потолок, благо посмотреть там было на что: одна золоченая лепнина чего стоила.
– Вели Дарье стол накрывать, – скомандовал дедуля и сын тут же шмыгнул за дверь.
Оставшись наедине с Машковым, я все так же пялилась в потолок, не желая обращать внимания на свихнувшегося под конец жизни старикашку. Его это ничуть не задело, так как вскоре со стороны кушетки послышался размеренный храп, больше похожий на сипение сдувающейся резины. Через какое-то время явилась дородная девица лет двадцати в строгой униформе и принялась тихонько сервировать журнальный столик, который на поверку оказался раскладным. Времени у нее это заняло порядочно, но работала девица так шустро и беззвучно, что спящий старик даже не пошевелился.
"Вот бы он сейчас во сне концы отдал" – малодушно пожелала я и нехотя себя одернула.
Дремал старик не более часа, а проснулся от очередного приступа кашля, душившего его изнутри. Тут же явилась Дарья и заставила Машкова выпить лекарства. Точно под дверью дежурила. После таблеток старик задышал полегче.
– Даже в собственный праздник донимают пилюлями, – пожаловался он, – Неужто не ясно, что все уже бесполезно, – махнул рукой и посмотрел на меня.
Я комментировать выпад сочла ниже собственного достоинства и лишь упорнее принялась разглядывать золотистые завитки, хотя шея и прикованная рука за все время порядочно затекли.
– Игоря позови, – скомандовал он Дарье.
Машков-младший явился, сияя как медный таз. Как будто это не у него отец в скором времени сыграет в ящик. Ну и семейка.
– Садись, отметим, – указал Виктор Иванович на венецианское кресло, стоявшее по соседству.
Сынок расселся по-хозяйски, широко раздвинув ноги, и принялся раскладывать по тарелкам деликатесы.
