Но в решающий момент ни статус, ни сколоченное состояние не смогли защитить меня. Против воли случая у них не было ни единого шанса.
Все это оказалось мишурой.
И что же мне теперь делать? Сейчас, когда я осознал, что жил с искаженной картиной мира? Мне остается лишь разбираться, почему так произошло. Пытаться понять. Найти объяснение тому, что я так легко встал в шеренгу и позволил превратить себя в послушного раба. Я должен понять систему.
В одну из недавних ночей я нашел часть ответа в Интернете. Все оказалось хуже, чем я думал.
В сентябре 1995 года в пятизвездочном отеле «Фэйрмонт» в Сан-Франциско состоялась встреча властных элит мира. Они назвали себя «Новым глобальным мозговым трестом». Пятьсот задающих тон политиков, руководителей корпораций, макроэкономистов, финансистов, ученых и медиамагнатов со всех континентов. Их целью было наметить пути развития следующего столетия – «проложить путь к новой цивилизации».
Собравшиеся обсуждали глобализацию экономики, экономический рост, снятие торговых барьеров и рационализацию. Что предпринять, чтобы темпы потребления не ослабевали? Прозвучало много идей. С помощью видеообразов можно было объединить человечество общей мечтой. Создать универсальный идеал бытия. Современные спутники способны усеять весь земной шар скроенными по единому шаблону примерами для подражания и сформировать общие потребности. Миллиарды людей соберутся у экранов телевизоров, их будут подпитывать общие страстные желания.
Границы стираются. Людей объединяет тяга к потреблению одних и тех же товаров.
Переходим к следующей проблеме. Как увеличить прибыль предприятий? Требовать от них социальной ответственности в условиях глобальной конкуренции сочли нецелесообразным. По этому вопросу царило единство мнений. В результате будущее человечества обобщили в простом соотношении – двадцать к восьмидесяти. В следующем столетии потребуется лишь двадцать процентов населения трудоспособного возраста. Этого вполне хватит, чтобы поддерживать мировую экономику на плаву. И неважно, где они проживают – компании обоснуются там, где находится самая дешевая рабочая сила. Таким образом, никто не будет до конца уверен, что сохранит свое рабочее место, работники станут уступчивее, а профсоюзы утратят свое влияние.
Оставалась лишь одна небольшая проблема: что делать с восемьюдесятью процентами безработных? Как успокоить их и убедить человечество смириться с несправедливостью?
Американский советник по вопросам национальной безопасности нашел средство. Во время встречи в оборот вошло понятие «tittytainment»
[15]. «Titt» означает женскую грудь, дающую молоко, а «tainment» – окончание английского слова «entertainment», развлечение. Если только обеспечить пропитанием широкие массы (на встрече их часто называли плебеями), их можно будет держать под контролем с помощью одурманивающих развлечений. Достаточно занять их бессмысленными телепередачами, утопить в управляемых потребительских мечтах и кормить фрагментарной информацией, – тогда плебеи будут пребывать в неведении о том, что в действительности происходит вокруг. Критическое мышление исчезнет. Протестов можно не бояться, потому что никто не поймет, против чего выступать. Народ погрязнет в своих собственных проблемах, и организовывать будет некого.
Эврика!
Мировая властная элита объективно оценила преимущества предложенного процесса оболванивания и сошлась во мнении, что идея хороша.
Прошло двадцать лет после проведения конференции, и вот взгляните на меня. Мною манипулируют до мозга костей. Экономический кризис в разгаре – корпорации съезжают в страны с низким уровнем оплаты труда, а мы продолжаем охотиться за товарами по низким ценам, одновременно проклиная растущую безработицу. Планета задыхается от выбросов, а мы тем временем выбираем, кого из персонажей выгнать из популярных реалити-шоу. Ни я, ни кто-либо из моих знакомых вопросы политики не обсуждаем. И вряд ли когда-либо говорим о духовных ценностях. Нас не волнует несправедливость, пока она не затронет нас самих или наших детей – вот тогда мы поднимем бучу. Изредка может всплыть вопрос об изменениях климата, но большинство уже утратило к нему интерес. Мы испытываем поразительное равнодушие к окружающему нас миру. С куда большей охотой мы обсуждаем рецепты блюд, детали интерьера, увлекательные туристические маршруты и покупки – уже совершенные или планируемые. Иногда мы рассказываем о том, что чувствуем, и разбираем по косточкам наши отношения. Вечерами нас развлекают, скармливая чепуху вперемешку с насилием, а через равные промежутки времени не забывают пичкать рекламой, чтобы мы осознали, чего еще нам не хватает. Удовлетворения мы не достигнем никогда. Наша психика отравлена. Одержимые собственной жизнью, мы мчимся вперед с неутомимостью, свойственной лишь тем, кто в чем-то нуждается. Нас гложет ощущение, будто что-то не так.
Только мы не можем определиться, что именно.
Успех «Нового глобального мозгового треста» меня поражает. Мы превратились в послушные шестеренки. Все вместе мы вращаем механизм, который развалится, если слишком многие задумаются о происходящем. Но мы питаем ненасытного монстра. Его аппетиты растут, как и наши собственные.
Получается, что мы все – соучастники, и на всех нас лежит вина.
Я не хочу больше в этом участвовать. Не могу. Мишура потеряла свою ценность. Дни напролет брожу и думаю, что делать, когда все вокруг утратило смысл.
Не понимаю.
Будиль
Прошла осень, за ней – зима, а от Дороти так и не было вестей. Ее отсутствие по-прежнему не обсуждалось, но что-то еще исчезло из нашей повседневной жизни. Тишина повисла над квартирой, как мокрое одеяло. Мне даже казалось, будто я чувствую исходящий от него запах. Этот запах стал олицетворением всего невысказанного, хотя в действительности возник из-за того, что мама, столько лет усердно драившая квартиру, перестала заниматься уборкой. Большую часть времени она лежала в постели. Иногда сидела, сложив руки на коленях, и смотрела в окно. Изредка вставала и подходила к шкафчику, где стоят швабры и чистящие средства, но, постояв и посмотрев на них, садилась обратно, как будто забыв, зачем она поднималась с места. Мы с отцом начали вдвоем вести домашнее хозяйство. Спустя некоторое время мне даже стало не хватать маминых вспышек гнева – при них, по крайней мере, хоть что-то произносили вслух.
Теперь вместо материнской ярости над нашим домом нависла ее безжизненность.
С равными промежутками времени она посещала врача. Поскольку причину я не знала, во мне нарастало беспокойство, как они справятся без меня с приходом осени. До окончания гимназии оставалось несколько месяцев, после этого я, наконец, заживу своей жизнью. Планами я ни с кем не делилась, но внутри уже проросли мечты о будущем. Семя было посеяно еще два года назад. Каждый вечер я вычеркивала прошедший день в ежедневнике, чтобы видеть, что до срока остается все меньше и меньше дней.
