– Меншиков отбыл к войскам, объявив, что война не закончена, – сказал одноглазый полковник.
– И, если верить словам Керенского, – кивнув, произнёс фон Бек, – он планирует атаковать Германию. Дожимать нас.
– Если им верить, – осторожно заметил одноглазый полковник.
– А есть основания им не доверять?
– Сам Меншиков не сказал и слова о том, кого собирается атаковать. Он сам сказал, что переговоры начинают после победы или поражения, а не когда их удобно проводить отдельным проходимцам. И что война ещё не закончена и враг не побеждён. А значит, начинать переговоры в таких обстоятельствах – выронить свою победу из рук. О Германии ни слова.
– А о ком были слова?
– Этого никто не знает. Его корпус размещён в Великом княжестве Вендском. Однако это ничего не значит.
– Да какой там и корпус – одно название, – махнул рукой Гальдер. – Раздутая дивизия.
– Так и есть, – кивнул фон Бек. – И от этого становится особенно интересно. У него уже слишком много людей для стремительных, летучих операций. Но и ещё слишком мало для нормальной войны. Кого он атакует такими силами?
– Как будто это имеет большое значение… – недовольно проворчал Гальдер. – Точнее, имеет. Но мы опять не понимаем, чего он хочет добиться.
Фон Бек встал и подошёл к большой карте, изображающей Европу, Азию и Африку в крупном масштабе. Да так и застыл в раздумьях. Он никак не мог поставить себя на место Меншикова… он просто не понимал, к чему тот стремится. А в идею войны ради войны он не верил.
– Должен быть смысл во всём этом… должен быть… – медленно проговорил фон Бек.
– Феанор – сын Финвэ, – громко и отчётливо произнёс Пауль Смекер, сидевший до того молча и разглядывая что-то за окном. Тот самый Пауль, что расследовал похождения Максима весной этого года.
– И что? – с некоторым раздражением спросил Гальдер.
– Финвэ – верховный правитель нолдор. Следовательно, Феанор – сын верховного правителя. Старший сын. То есть наследный принц. Вас это не наводит ни на какие мысли?
– Вы думаете, что Меншиков пытается вернуть трон отца?
– Кто знает? – пожал плечами Смекер. – Но он явно ведёт слишком сложную и неочевидную игру. Почему он не тронул Керенского? А зачем ему самому трогать? Зачем ему мараться? Керенский сам подставился. Меншиков, очевидно, дорожит репутацией.
– Если бы он дорожил репутацией, то не стал бы складывать пирамиду из отрезанных голов.
– Голов кого? Правильно, преступников. Вы же помните результаты допроса командира штурмовиков. Для Меншикова начальник гарнизона концентрационного лагеря – военный преступник: человек, грубо нарушающий обычаи войны.
– Преступник и преступник, – пожал плечами Гальдер. – Повесил бы, как того бедолагу в Польше.
– Ему нужно было предотвратить повторения подобных выходок. Поэтому он провёл казнь демонстративно и уничижительно. Он показал, что будет с теми, кто станет прикрываться живым щитом из пленных. Да, нам эта выходка не понравилась. Кое-кого она вгоняет в ужас. НО… – назидательно поднял он указательный палец, – никто больше не решился на такую выходку. Никто. Не хватило духа.
– Это интересное предположение, – задумчиво произнёс фон Бек, рассматривая карту.
– Что именно? Публичная казнь в назидание?
– Предположение, что Феанор пытается вернуть корону Финвэ. Только где эти земли? Кем он будет править? Людьми? Или постарается вернуть эльфов?
– Одно кольцо – чтобы всех отыскать, воедино созвать и единой волей сковать, – громко и отчётливо произнёс одноглазый полковник в наступившей тишине.
– Что-что? – резко обернувшись, оживился фон Бек.
– Это перевод того проклятья, которое произнёс Меншиков в Мюнхене. Он сам такой перевод озвучил Керенскому, сказав, что он очень упрощён.
– Очень интересно… очень… осталось понять, что является кольцом, – с блуждающей улыбкой пробормотал себе под нос фон Бек.
– Вы забываете, что сам Меншиков указал на то, что это древнее проклятье давно потеряло силу и теперь лишь пустые слова.
– Пауль, это было обязательно говорить? – с явно расстроенным видом спросил фон Бек. – Хорошая же теория получалась.
– Неверная.
– Так и есть. Но для того, чтобы понять мотивацию Меншикова, нам остро не хватает информации. Что мы знаем? Он противник демократии. Он противник уголовников и революционеров. Он очень фривольно обращается с церковными традициями, но не отрицает их. Более того, публично обращается к символам Всевышнего так, словно тот может услышать его. Да и вообще ведёт себя как закоренелый язычник, воспринимающий Христа как «ещё одного Бога». Он безжалостно карает за нарушения обычаев войны. Что ещё?
– Хорошо поёт и играет на фортепьяно с гитарой, – заметил Гальдер. – Но все эти сведения нам ничего не дают. Вообще ничего. Мы не знаем, куда он поведёт свой корпус. А это важно. Срыв наступления на Западе нам больно аукнется. Мы отступили за Рейн, потеряв всякие захваченные земли. Теперь что французы, что русские могут вступать с нами в переговоры с позиции победителей. Ведь они вынудили нас отойти в глубину наших земель. Особенно русские. Австро-Венгрия тоже потеряла много земли. Чехия, Галиция, Западная Австрия и так далее. Антанта уже сейчас может начинать переговоры. И мы, скорее всего, уступим их требованиям, если они не будут сильно наглыми.
– Англичане ничего не получили и сербы, – чопорно дополнил его одноглазый полковник. – Османская Империя и болгары ещё держатся без убытков земли. И даже напротив – османы теснят англичан на Синайском полуострове. Только подвод флота и удерживает положение в равновесии. Османам нечем их выбивать.
– Англичане и Османская Империя, – проговорил фон Бек, вновь обернувшись к карте.
– И Болгария с Сербией.
– Ну да… и они… очень интересно… очень… Что же задумала эта древняя тварь? И что это за кольцо, о котором ты говоришь? Вы не знаете, может быть, Меншиков носит какое-нибудь кольцо?
– Обручальное только, – безэмоционально заметил одноглазый полковник.
– Не обязательно на пальце. Может, на цепочке или ещё как?
– Других колец при нём не видели.
– Берлин, Рим, Вена… если соединить их линиями, то получится треугольник. Если добавить Стамбул и Софию, то всё равно ничего не сходится.
– Я думаю, что вы не там ищете, – произнёс Пауль Смекер. – Какой из древних народов теснее всего взаимодействовал с эльфами? Правильно. Кельты. У ирландцев – кельтов, кстати, – легенды о них до сих пор популярны. Причём о настоящих эльфах, а не о сказочных карапузиках Санта-Клауса. Только они их называют иначе.
– И что? – не понял фон Бек.
– Какой смысл вкладывался в символ кольца кельтами?
– Какой?
