Кронштадт же к утру 12 ноября оказался зажат между восставшим Петроградом и английской эскадрой. Зачем пришла эскадра, было непонятно ровно до 9:21, когда 4‐я боевая эскадра начала обстрел сначала форта «Серая лошадь», добившись его подавления в кратчайшие сроки. Всё-таки форт открыто расположенных за брустверами орудий среднего калибра. А потом английские корабли вступили в бой с фортом «Красная горка» – куда крепче и мощнее, на чьём вооружении даже имелись двенадцатидюймовые орудийные установки.
В 10:51 к 4‐й эскадре Гранд-Флита подключилась 2‐я, и в 11:49 «Красная горка» замолчал, получив в общей сложности свыше шестисот 305‐мм и 343‐мм снарядов. Не говоря уже про калибры поменьше. В результате катастрофических разрушений гарнизон «Красной горки» был вынужден оставить форт, понеся чрезвычайные потери. Высвободившиеся же силы Гранд-Флита сосредоточились на форте Ино, методично расчищая себе подходы к Кронштадту…
– Господа, – тихо и мрачно произнёс Эссен на собрании старших офицеров Балтийского флота, – это война с Великобританией, пусть и не объявленная. Я хочу, чтобы каждый из вас отчётливо это понял. Сейчас цель англичан – Кронштадт. Как только они с ним закончат – придут за нами. На их стороне тотальное численное и качественное преимущество. Нам нечем отвечать на залпы их 13,5‐дюймовых и 15‐дюймовых орудий.
Тишина.
Все капитаны и адмиралы угрюмо смотрели куда-то вперёд, погружённые в собственные мысли. Славная война, победа в морском сражении над германской эскадрой, два блистательных десанта… всё это перечёркивалось бывшими союзниками.
– Что они хотят? – наконец спросил кто-то из капитанов.
– Официально король Георг V признал правительство красной коалиции законным правительством России, на которое распространяются союзные обязательства. Нас же записали в изменники и повстанцы.
– Но ведь это бред! – воскликнул кто-то.
– Юридически они вполне правы, – пожал плечами Эссен. – После смерти Его Императорского Величества у нас не было легального правительства. И наши союзники вправе признавать таковым кого пожелают.
– Но…
– Начало бомбардировки фортов очень явно продемонстрировало их намерения.
– А где Меншиков?
– В Москве.
– Да какая разница, где он? Финский залив – не Дунай. А дредноуты – не речные мониторы. На шлюпках не возьмёшь на абордаж. Даже если он войдёт в Петроград и очистит его от восставших, те убегут под защиту англичан. И сделать мы с ними ничего не сможем. У нас для этого просто нет сил.
– И что, он никак не отреагировал? – поинтересовался Колчак. – Вы сообщили ему о действиях англичан?
– Сообщил. Он ответил совершенно непонятной телеграммой. Всего три слова, совершенно лишённые смысла.
– И что он вам ответил?
– Капудан. Фидонис. Ночь. Коротко, многозначительно и совершенно бессмысленно, – покачал головой Эссен и замер, уставившись на Колчака, который начал нервно смеяться, постепенно распаляясь. До слёз. Наконец, когда тот закончил, Николай Оттович с сочувствием в голосе поинтересовался: – Вы, голубчик мой, давно спали? Отдыхать вам нужно, отдыхать.
– Николай Оттович, – с улыбкой произнёс Колчак, – он безумен… он поистине безумен, но его план мне по душе.
– Какой план? О чём Вы? Говорите яснее.
– Что Вы помните о сражении при Фидонисе?
– Русская эскадра под командованием Войновича нанесла поражение превосходящим силам османского флота, обеспечив прикрытие действий сухопутных сил при осаде Очакова, – чуть задумавшись, ответил фон Эссен. – В том сражении отличился тогда ещё бригадир Ушаков. Славное сражение. Но какое оно имеет отношение к нам и текущему моменту?
– Вы, верно, не знаете, но Максим Иванович большой поклонник Суворова и Ушакова. Мы с ним не раз и не два беседовали, разбирая их операции и кампании. Сражение при Фидониси он особенно ценит. И вот за что. По его мнению, Ушаков, не имея сил для правильного, линейного боя, решился на рискованный манёвр. Командуя авангардом, бригадир Ушаков разделил свои силы надвое, упредил флагманский корабль, поставил его в два огня и вывел из строя, нарушив управление всем флотом. И вынудил значительно превосходящие силы османов отойти. Силы Ушаков разделил, но именно это позволило ему сконцентрировать весь свой огонь на флагмане. Из чего Максим Иванович выводил формулу: «В единую минуту, в одном месте быть сильнее. Но место важнейшее, и минута весь бой решит».
– Очень многозначительно… – покачал головой фон Эссен. – Но от меня всё равно ускользает задумка Меншикова.
– Николай Оттович, – широко и в какой-то мере безумно улыбнувшись, произнёс Колчак, – Максим Иванович предлагает нам всеми силами атаковать ночью Гранд-Флит.
– Вздор… – покачал головой Эссен. – Что нам даст утопление их флагмана ценой своего флота?
– Капудан в данном случае – аллегория. Это голова. То есть головной флот. Он предлагает постараться нанести в ночной атаке как можно больше урона Гранд-Флиту в целом. Чтобы упредить дальнейшую морскую войну с нами и вынудить англичан идти на попятную. Это очень дерзкая идея, но мне она нравится. Я считаю, что у нас есть шансы. Если погасить огни и идти по темноте, то мы сможем подойти очень близко. Так близко, что и старые броненосцы в дело сгодятся. А там и тараном можно бить, и самоходные мины пускать, и даже, чем чёрт не шутит, – на абордаж идти. Да и брандеры, ныне позабытые, применять. Тот же малый эсминец типа «Сокол», с большим зарядом на носу, если ударит дредноуту в борт, имеет все шансы его утопить. Англичане чувствуют своё тотальное превосходство, а потому не ожидают атаки. Они думают, что мы забились в нору и дрожим от страха. А Меншиков предлагает атаковать. То есть действовать по заветам Суворова – удивлять врага.
– Разве это завет Суворова? – удивился кто-то в зале.
– Меншиков считает, что да, – произнёс Колчак. – По его мнению, главным секретом побед Суворова было удивление противника. Удар туда, куда не ожидают, тогда, когда не ждут. Удивишь – победишь. У Ушакова он выводит, как я уже говорил выше, формулу акцентированной концентрации сил. В единую минуту, в одном месте быть сильнее. Но место важнейшее и минута весь бой решит. Тем он и воюет.
– Это безумие… – покачал головой фон Эссен. – Самоубийственное безумие.
– Да, – кивнул Колчак. – Но оно даёт нам пусть призрачный, но шанс на победу. Сидение же здесь – ещё более верный способ угробить флот. Только совершенно бесславный. Вы же прекрасно понимаете: у нас нет ни единого шанса в правильном бою. Даже миража. Будем сидеть тут – бездарно подохнем. А так… – произнёс Колчак и замолчал.
В помещении было тихо. Очень тихо. Пауза затягивалась. Наконец Колчак громко и отчётливо продекламировал одно из четверостиший, что Меншиков произнёс после воскрешения:
– Путь до той звезды, что светит в небе ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит! Один – бог войны – услышит в небе звон клинков стальных. Буря, лютый шторм нас только раззадорят!
