Бах! Бабах! Бах! Начали рваться торпеды, поднимая тугие столбы воды. Подарки получали не только корабли первого ранга, а все подряд. Все, кого можно было достать с ходу. Благо и эсминец или лёгкий крейсер, пущенный ко дну, – уже польза.
Русские эсминцы отстрелялись и отошли, потеряв на развороте несколько кораблей от столкновений. Но это была капля в море по сравнению с тем, какой урон они нанесли англичанам. Чуть погодя в сторону берега начали стрелять из небольших калибров, преимущественно противоминных. Но без особого энтузиазма. Ничего же не видно. Да и без этого хватало дел. Столько пробоин! Экипажи слишком многих кораблей начали героически бороться за живучесть и пытаться компенсировать опасный крен своих кораблей. С одной стороны, а с другой – перед ними были четыре активных и вполне целых линкора типа «Севастополь», которые никак не затыкались и колотили из своих орудий на пределе скорострельности.
Адмирал нервно вытер пот со лба, слушая донесения. Прошло каких-то несколько минут с начала боя, а ситуация уже мрачна донельзя. После позора адмирала Джона Джеллико ему этого погрома не простят. Расстреляют. Как пить дать расстреляют. Или повесят.
И тут Дэвид побледнел и шагнул назад. Потом ещё. Ещё. Он увидел, как в огне очередного взрыва из темноты выступил броненосец. Старый, древний броненосец типа «Андрей Первозванный», который с погашенными огнями шёл прямо на его «Бэрэм»… На таран. И расстояние оставалось совсем небольшое…
Битти как завороженный смотрел на приближение броненосца, не в силах выговорить ни слова. Едва заметный и молчаливый, этот корабль надвигался как какое-то морское чудовище, внезапно вынырнувшее из морской пучины. Словно какой-то «Летучий голландец». Ни огонька. Ни всполоха. Только едва просматривающийся силуэт. А рядом метались и суетились люди. Звучали какие-то команды. Никто не замечал этого ужаса, кроме побледневшего и покрывшегося ледяным потом адмирала…
И тут на броненосце раздаётся пронзительный гудок. Секунда. Две. Три. Удар!
И адмирал, словно детская игрушка, отлетает к стенке рубки. Ударился головой и затих на полу, немного подрагивая конечностями. С проломленным о поручень черепом много не набегаешь. Таких упавших хватало, пусть и не столь фатально. В то время как на «Андрее» гудок возвестил всех о таране, люди успели схватиться и зафиксировать свои тела, избежав травм.
Грохот. Треск. Противный скрежет.
И на палубу «Бэрэма» с «Андрея» посыпали люди с оружием. Морская пехота под руководством Колчака. Та самая, которая высаживалась у Пиллау и участвовала в большой десантной операции в Мекленбурге. Вооружённая, как и штурмовики Меншикова, по самому последнему писку моды. Тут и самозарядные карабины, и самозарядные дробовики, и ручные гранаты. В общем, всё, что надо для крепкого боя в стеснённых условиях.
Морпехи перебирались с «Андрея Первозванного» – а это был именно он – на палубу «Бэрэма» и сразу устремлялись к заранее обозначенным им целям. Таран был страшный, но не фатальный. Сверхдредноут легко должен был выдержать такие повреждения из-за множества поперечных водонепроницаемых перегородок. Да и «Андрей Первозванный» хоть и изуродовал себе переднюю оконечность, но тоже не тонул. Поэтому парой минут спустя с его задней башни главного калибра открыли огонь по соседним кораблям англичан. В упор. Двенадцатидюймовыми снарядами. Да и прочие орудия его не молчали, за исключением головной башни, которую после тарана сорвало с погона и перекосило.
Парой минут спустя подвиг «Андрея Первозванного» повторил «Император Павел I», врезавшись в «Ворспайт». Там, правда, не было лично Колчака, но морская пехота присутствовала. Точно такая же. И она также бросилась вперёд, на абордаж…
Утро 13 ноября, наступившее в районе 8 часов утра, открывало наблюдателю вид на совершенно кошмарную картину морского побоища. Огромное количество кораблей в полузатопленном виде чадило. Между ними плавал в изобилии какой-то мусор. Кое-где из-под воды торчали только верхушки надстроек утонувших кораблей. Они осели неглубоко из-за малых глубин Финского залива в местах стоянки Гранд-Флита.
Колчак стоял на мостике опасно накренившегося «Бэрэма» и каким-то безумным взглядом смотрел на солнце, освещающее Андреевский флаг на флагштоке этого сверхдредноута. Они сделали это! Они захватили флагман и предотвратили его затопление. Едва-едва успели, так как кто-то из англичан догадался начать открывать кингстоны. И сейчас команды моряков с «Андрея Первозванного» боролись с затоплениями, откачивая воду и выравнивая киль «Бэрэма».
Александра Васильевича трясло мелкой дрожью. Он шёл на верную смерть, врываясь вместе со своими людьми в первых рядах на этот линкор. Он дрался. Стрелял. Резал. Кого-то даже душил и бил кулаками. Кусал. Он был словно одержим какой-то яростью, стараясь как можно дороже продать свою жизнь. В бою. Но он выжил. Из той роты, что ринулась в атаку первой, выжили всего три десятка. И он среди них…
Наконец он оторвался от Андреевского флага, заляпанного кровью, особенно заметной в этих лучах солнца, и с какой-то жуткой улыбкой посмотрел на панораму побоища. Четвёрка «Севастополей» чадила, застопорив машины, но была жива и более-менее боеспособна. Во всяком случае, половина башен главного калибра у них могла заявить о себе. Николай Оттович, возглавивший эту эскадру, был дважды ранен, но так и не покинул рубки, оставаясь на боевом посту до конца. Даже сейчас ему оказывали медицинскую помощь там, а он сам, хоть и был слаб, но продолжал пытаться командовать флотом, точнее тем, что осталось после этого побоища.
Между чадящих железяк медленно курсировали русские эсминцы, собирая людей с воды. Всех подряд. И русских моряков, и английских. А вдали виднелись дымы – это отходили английские корабли, пережившие ночной бой. Очень немногие… В основном лёгкие крейсера и эсминцы. Они ещё ночью стали отходить, после поднятия Андреевского флага над «Бэрэмом», и за эти несколько часов уже смогли достаточно далеко удалиться. Зря. Остались бы – переломили ход сражения. Но они не остались. А русские эсминцы, перезарядив торпедные аппараты, вернулись, и это стало концом всему… слишком много торпед в упор. Да и подошедшая колонна крейсеров, преимущественно старых, поддержала их огнём, войдя в ближний бой, нивелирующий многие их недостатки…
Колчак облизнул рассечённую губу и громко начал декламировать ту самую песню, которую орал Максим после своего «воскрешения»:
– Причалим ли мы к чужим берегам? Иль сгинем в пучине на радость врагам? Валькирии о подвигах наших расскажут великим богам!
Все в рубке на него озирались, но без осуждения. Кто-то даже улыбался и торжествующе ухмылялся. А потом, когда известные Колчаку два куплета и припев закончились, Александр Васильевич во всю глотку заорал:
– Ура!!!
И к нему на первом повторе присоединилась уже вся рубка и те, кто был рядом. На третьем повторе орал практически весь корабль. А дальше – этот громогласный рёв стал распространяться с корабля на корабль и охватывать всю акваторию, превращаясь в своеобразный гул. Это была победа… тяжёлая, страшная, но удивительно славная победа!
