– Попытка похищения – это очень серьёзное обвинение. Но вся беда в том, что даже этот твой майор не станет подавать жалобу. А без жалобы мы можем действовать только негласно. Хотя, скажу откровенно, было бы очень занимательно полистать те расписки, которые оставляли ему всякие лица.
– Так нам гласно и не надо, – понимающе усмехнулся Гриша, и глаза парня сверкнули, словно кусочки полированного янтаря. – Вы только десяток дядьки Елизара на ночь мне в подчинение передайте. А остальное мы и сами сделаем.
– Неужто один не справишься? – иронично поддел его капитан.
– Справлюсь, но тогда шум будет. А нам шум совсем не нужен. С казаками всё тихо сделаем.
– Даже получив все имеющиеся у него расписки, я не смогу завести дело. Оснований не будет. Нужно найти что-то, что развяжет мне руки. Вот тогда вся твоя затея обретёт смысл.
– А зачем вам дело? – хищно усмехнулся парень. – Вам расписки нужны, а мне – покой добрых людей. А ростовщик в этом уравнении лишний.
– Ты совсем озверел?! – ахнул капитан. – Это же преступление.
– Разве? А я подумал, что это пресечение зловредной деятельности, – не сдавался Гриша. – Вы уверены, что некоторые из тех расписок он не относит в английское посольство, и те с их помощью не заставляют подданных империи передавать им тайные сведения?
– О завернул! Сам-то понял, что сказал? – растерянно усмехнулся капитан, продолжая что-то обдумывать.
– С кем поведёшься, от того и наберёшься, – парировал Гриша.
– Да ты понимаешь, дурья твоя башка, что достаточно будет одного-единственного свидетеля, чтобы всех вас на каторгу отправили? – чуть не взвыл от избытка чувств капитан.
– А для чего мы тогда весь полигон на брюхе исползали? Если нас заметят, значит, копейка ломаная наша цена.
– И что тебе для этого дела нужно? – спросил Залесский, явно сдаваясь.
– Только ваше согласие и приказ казакам. Пусть приедут на фордовском грузовике к моему дому. Остальное я сам им объясню.
– Умно. Таких машин в городе больше всего, – быстро прикинув, что к чему, одобрил капитан. – Ладно. Будь по-твоему. А то ведь, если людей не дам, сам пойдёшь. И чем тогда это кончится, я даже представлять не хочу. Хорошо, если сам остров на месте останется.
– Я своих не отдаю. Никому, – пожал Гриша плечами.
– Знаю. Вечером жди. Будут.
– К девяти вечера буду готов. Лучше потемну встречаться.
– Всё уже продумать успел, – растерянно качнул головой капитан.
– Утром ждите гостинцы, – улыбнулся Гриша и, легко поднявшись, бесшумно выскользнул из кабинета.
Вернувшись домой, он достал из шкафа форму, в которой тренировался на полигоне, и, критически оглядев изрядно потрёпанную одежду, тихо проворчал:
– И правда менять пора. Совсем истрепал.
Весь день он провёл дома, не спеша готовясь к жесткой операции. Никаких угрызений совести Гриша не испытывал. Ему на пути попался не просто враг, а тот, кто посмел использовать слабых и беззащитных для достижения своих целей. Ему было плевать на жадность ростовщика. Ему не было дела до богатых мотов, разбрасывавшихся своими расписками, словно мусором. Его взбесило то, что ради выбивания долгов ростовщик не стеснялся хватать женщин и детей. Тех, кого самого Григория всю жизнь учили спасать и защищать.
Едва стемнело, он переоделся и, сунув за пояс бебут, а в рукава и голенища метательные ножи, вышел из дома. Отойдя от крыльца в тень куста сирени, Гриша замер. Вскоре послышался вой мотора и к дому подкатил грузовик. Десяток казаков с тихим гомоном высыпался из кузова, и дядька Елизар направился к дверям. Остальные, пользуясь моментом, дружно закурили, и над мостовой поплыли клубы папиросного дыма. Бесшумно выскользнув из кустов, Гриша тихо окликнул:
– Дядька, я тут.
– Тьфу, лиходей, чуть до кондрашки не довёл, – беззлобно выругался унтер, одобрительно усмехнувшись. – Рассказывай, что делать будем.
– Едете за мной. В нужном месте машины оставим, а дальше пешком. Берём дом ростовщика. Первым пойду я. Скажусь заёмщиком. Все стреляющее в машине оставите. Работать только ножами будем. И самое главное, надо сделать так, чтобы нас никто не видел и не слышал. В доме живых остаться не должно. Кто не готов, пусть сейчас скажет, – Гриша обвёл собравшихся внимательным взглядом. – Повторяю. Никого живого. Баб с детьми там быть не должно.
– Не будет, – равнодушно кивнул один из казаков. – Я так понимаю, капитан знает, раз сам нас сюда послал. А раз так, то и говорить не о чем.
– Капитан решил оставить это дело на моей совести, – честно признался Григорий. – Я для себя всё решил. Потому и говорю, кто не хочет, может уйти.
– Не шуми, Гриша. Мы тебя знаем. На злое дело ты не пойдёшь. Так что говори толком, что делать надо, – подвёл итог Елизар.
– Во-во, а то совесть, не готов, – прогудел Сёмка, возвышаясь над отцом.
В час пополуночи два автомобиля, легковой и грузовик, не спеша прокатили по пустынным улицам города и, выехав на Обводный канал, устремились к порту. Перемахнув мост на Канонерский остров, они свернули к портовому забору и встали. Сгустившиеся сумерки и разросшиеся лопухи полностью скрыли машины. Из кузова грузовика бесшумно выбрались десять человек и, быстро распределившись на двойки, направились к площади, стараясь держаться в тени кустов и деревьев.
Люди все были крупные, крепкие, но при этом от их движения не исходило ни одного звука, словно десяток призраков скользил по ночному городу. Нужный дом нашли быстро и, по взмаху руки одного из них, быстро охватили его кольцом. Тявкнула и, чуть слышно взвизгнув, затихла собака на заднем дворе. Потом один из пришедших легко взбежал на крыльцо и решительно постучал в дверь. Открылось смотровое оконце, и выглянувший из него с угрозой спросил:
– Чего надо? Ночь на дворе.
– Любезный, мне господин Махровский срочно потребен. В бильярдной, что на Литейном, сказали, что с ним можно дело иметь.
– До утра потерпеть не мог, – проворчал привратник, заметно смягчившись.
– Время дорого, голубчик, – ответил незнакомец, суетливо перетаптываясь.
– Ладно, входи, – гремя запорами, ответил привратник.
Но как только дверь распахнулась, незнакомец резко ударил привратника костяшками сложенных по-особому пальцев в горло и, толкнув его вглубь коридора, всадил под лопатку кинжал. Хрипя и булькая горлом, привратник начал оседать. Незнакомец подхватил его под мышки и, оттащив в угол, уложил лицом вниз. Потом, быстро обыскав, достал из кармана убитого наган и, покрутив его в руке, тихо проворчал:
– Они что, армейский склад ограбили?
Между тем, едва только привратник получил под ребро клинок, в дом проскользнули ещё шестеро и, двигаясь совершенно бесшумно, принялись обыскивать все комнаты подряд. Закончив с привратником, Гриша перебежал к лестнице и, поднявшись на площадку между этажами, замер, ожидая, когда казаки закончат зачищать первый этаж. Одна пара вышла из левого крыла дома, и один из казаков молча качнул головой. С этой стороны никого не было. Вторая пара вышла из правого крыла, и старший показал Грише три пальца.
