По словам Спинозы, каждая вещь в природе обусловлена стремлением сохранить себя и развить свой потенциал. В этом начинании она сталкивается с жесткой конкуренцией со всеми остальными, которые, конечно же, пытаются сделать то же самое. Даже поведение падающих камней может быть объяснено таким образом, потому что законы движения (например, закон, гласящий, что «тело движущееся движется до тех пор, пока не будет определено к покою другим телом»
[357]) являются примерами универсального стремления к самоопределению, самосохранению и самоутверждению. Человеческие желания и человеческая воля – тоже проявления этого стремления. Но между людьми и камнями есть существенная разница. Одна из вещей, которая может повлиять на ход человеческих мыслей и чувств, хотя и не на траектории падающих предметов, – это совершенствование разума. Оказывается, это позволяет человеку немного почувствовать автономию, которой пользуется Бог.
Наглядной иллюстрацией того, как это происходит, служит любимый школьный предмет Спинозы, геометрия. Представим, что происходит в сознании человека, последовательно продирающегося через доказательства из «Начал» Евклида. Если мы рассмотрим причины его психических состояний и спросим, почему он верит, скажем, в определенную теорему, мы услышим примерно следующее объяснение. Он верит в нее, поскольку может видеть, что она необходимо следует из другой теоремы, которая следует из предыдущей теоремы, которая, в свою очередь, вытекает из аксиомы, которая, очевидно, истинна. Таким образом, каждая из мыслей человека определяется не каким-либо внешне обусловленным настроением или образом, пришедшим ему в голову, не чужими словами или действиями, а исключительно мыслью, которая предшествовала мысли в строго логической последовательности. Другими словами, причины психических состояний человека полностью лежат в рациональных процессах его собственного разума. Спиноза утверждал, что такие всепоглощающие формы умственной деятельности показывают интеллект в его наиболее самодовлеющем и независимом виде. Он в наибольшей степени вовлечен в развитие собственного потенциала и в наименьшей степени подвержен внешним воздействиям. Пока он занят геометрией, он настолько автономен, насколько это только возможно для человеческого разума.
Что же до менее интеллектуального времяпрепровождения, то человек может получить удовлетворительную степень автономии в повседневной жизни, пытаясь понять скрытые причины своих чувств и поступков. Согласно предложенному Спинозой психологическому анализу, наиболее приятны те эмоциональные состояния, которые наименее подвержены внешним воздействиям. Позволять неподконтрольным нам вещам повергать нас в уныние или даже, наоборот, вызывать у нас приподнятое настроение – самый неудачный выбор образа жизни. Однако мы можем управлять нашими мыслями, эмоциями и желаниями, подчиняя их в какой-то мере разуму. Добиться этого можно, раскрыв их причины, поскольку, осознавая, что заставляет нас действовать именно таким образом, мы можем трансформировать свои психические состояния в активные формы самовыражения, в противоположность внешним воздействиям нашего окружения. Например, обнаружив первопричину моего гнева по отношению к ранившему меня человеку, я могу преобразовать свой гнев во что-то менее разрушительное и болезненное. Чем больше я знаю об обстоятельствах, приведших к моей травме и определивших мой ответ на нее, тем меньше я склонен винить во всем моего врага. Рациональное понимание вытеснит страсть, и, таким образом, мое психическое состояние станет более спокойным и более похожим на автономное совершенствование разума, занятого геометрическими доказательствами.
Некоторые люди сравнивали Спинозу с Фрейдом, чья психотерапия аналогично обещала освобождение посредством самопознания. Однако Фрейд не рассматривал геометрию как способ освобождения и вполне мог найти нелестное объяснение одержимости ею Спинозы. Еще одно различие между ними состоит в том, что спинозовский идеал рационального понимания имеет более духовное измерение. По Спинозе, для достижения глубочайшего уровня понимания самого себя и мира, нужно воспринять образ Бога и тем самым познать вкус неземного блаженства. Постигать явления исключительно рациональным способом, то есть выводить математически достоверные причины, – значит не только «рассматривать их под формой вечности»
[358], как это делает Бог, но в некотором смысле стать частью вечности. «Наше спасение, блаженство или свобода» заключаются в «познавательной любви души к Богу»
[359]. И, поскольку мы сами являемся частью природы или Бога, эта «любовь души составляет часть бесконечной любви, которой Бог любит самого себя»
[360].
Все попытки Спинозы в его «Этике» разобраться во всевозможных «как» и «почему» чрезвычайно сложно описать в деталях. По неведомой причине Гегель заметил однажды: «Что касается философии Спинозы, то она очень проста и в целом ее легко понять»
[361]. Однако большинство читателей скорее поймут персонажа рассказа Исаака Башевиса-Зингера, который никак не может одолеть Спинозу на протяжении более чем 30 лет. Доктор Нахум Фишельзон, бывший библиотекарь варшавской синагоги, просиживал над «Этикой» по нескольку часов в день. Но чем больше он изучал ее, «тем больше открывалось в ней загадочных фраз, туманных пассажей и таинственных замечаний. Каждое предложение содержало намек, не замеченный предшествующими исследователями Спинозы»
[362].
В некотором смысле работа Спинозы имела столько же общего с эллинистическими философами жизни, как и с научной философией Декарта и других современников. Подобно древним эпикурейцам, стоикам и скептикам
[363], Спиноза считал, что одной из главных целей философии было преодоление «рассеивания духа»
[364] и достижение спокойствия. Он начал свою первую работу с таких слов:
После того как опыт научил меня, что все встречающееся обычно в повседневной жизни суетно и пусто… я решил, наконец, исследовать, дано ли что-нибудь, что было бы истинным благом… такое, что, найдя и приобретя это, я вечно наслаждался бы постоянной и высшей радостью
[365].
А примерно 20 годами ранее Декарт начал свои «Размышления» следующими словами:
