Разве предположение о том, что без изнасилования Лукреции не было бы Римской империи и что эта империя предпочтительнее альтернативных политических систем, чем-то лучше утверждения Панглосса, что без сифилиса у нас не было бы шоколада? Единственная разница между Лейбницем и Панглоссом заключается в том, что Лейбниц прячется за богиней Афиной и вкладывает свои панглоссианские идеи в ее уста, вместо того чтобы самому признаться в них. Он делал это, поскольку запутался с дилеммой. С одной стороны, согласно его официальной позиции, при его ограниченном разуме нельзя оправдать зло, так как он не может видеть все взаимосвязи, делающие его неизбежным. С другой стороны, для Лейбница неприемлемо отказываться от всех конкретных примеров, когда плохое в этом мире перевешивается хорошим, поскольку это поставило бы его в позицию, слишком близкую взглядам Бейля. Для Бейля не разум, а только вера может примирить мировое зло с благостью Бога. И если единственное, что Лейбниц может точно установить при помощи разума (не имея возможности продемонстрировать это ни на едином примере), состоит в том, что совершенный Бог каким-то образом устроил вещи к лучшему, тогда для объяснения этой проблемы он сделал немногим больше Бейля. Поэтому неудивительно, что Лейбниц испытывал искушение быть более конкретным, дав тем самым повод для насмешек Вольтера.
Лейбниц умер в Ганновере в ноябре 1716 г., через шесть лет после публикации «Теодицеи», которая стала единственной философской книгой, изданной за всю его жизнь. Последние его годы были полны надежд, планов и кропотливой работы. Но случались и разочарования. Было горько, что его главный работодатель Георг Людвиг, курфюрст Ганноверский, вступивший на британский престол в качестве Георга I, не позволил ему переехать в Англию. Удручало философа и то, что он не смог получить должности, за которыми охотился в Вене и Париже. С другой стороны, к Лейбницу прислушивался Петр I, который сделал его своим советником по научным вопросам; а император Карл VI назначил его на должность при дворе Священной Римской империи.
Король Георг сказал Лейбницу, что ему следует оставаться в Ганновере, покуда он не завершит бесконечную историю семьи, которая десятилетиями была у него ярмом на шее. Король, вероятно, чувствовал, что недипломатично проявлять благосклонность к Лейбницу именно тогда, когда сторонники Ньютона, бывшего одним из самых выдающихся его новых подданных, обвиняли Лейбница в том, что он украл работу великого англичанина по дифференциальному исчислению. (Лейбниц был невиновен, но в то время это не было общеизвестно.) К тому же Лейбниц критиковал многие взгляды Ньютона в ходе своей переписки с Кларком. Помимо критики Ньютоновской трактовки пространства и времени, Лейбниц отвергал его идею о том, что без постоянного вмешательства Бога движение во Вселенной остановится. По словам Лейбница, этот тезис Ньютона был на самом деле оскорблением Бога. Он подразумевал, что Бог оказался посредственным мастером, не сумевшим сработать механизм, способный функционировать сам по себе. Для Кларка, в свою очередь, физика Лейбница была нечестивой потому, что она оставляла слишком мало места для Бога. Лейбниц также с подозрением относился к теории тяготения Ньютона, в которой присутствовала, по-видимому, таинственная сила, действующая на большие расстояния. Как и многие другие мыслители того времени, Лейбниц скептически относился к такой силе, потому что она была несовместима с «механистической философией», согласно которой «всякое движение в природе заимствуется от чего-то смежного и движущегося, так что все физическое происходит механически»
[620]. Лейбниц не осознавал, что механистическая философия, сделавшая свое дело, вытеснив аристотелевские и оккультные представления о природе, теперь сама нуждалась в больших изменениях.
Лейбниц так и не добрался до сочинения всеобъемлющего трактата по богословию и философии, который он неустанно рекламировал друзьям. «Теодицея» была просто «предтечей»
[621] такого опуса, как писал он одному из своих корреспондентов в 1710 г. Как оказалось, единственными философскими работами, появившимися впоследствии из-под его пера, были краткие популярные изложения его взглядов. Возможно, отсутствие некоего magnum opus – не такая уж потеря. В любом случае Лейбниц делал очень многое, высказываясь о работах других или предлагая идеи на общее рассмотрение. Комментарий к «Опыту» Локка, который Лейбниц написал в 1703–1705 гг., хотя и принимает форму неуклюжего и бессвязного диалога, во многих местах поразительно проницателен. Например, Локк утверждал, что иметь собственность – значит иметь право на что-то, а несправедливость – это нарушение права, поэтому, если бы не было собственности, не могло быть и несправедливости. Но Лейбниц указывал, что владение чем-то обычно подразумевает исключительное право, следовательно, если бы все было общим, собственности в обычном смысле слова не было бы, и тем не менее несправедливость могла бы сохраняться (например, если кому-то закрыли бы доступ к обычным благам). Комментарии Лейбница часто содержат изобретательные примеры, такие как рассказ о принцессе, которая становится попугаем, или слепом человеке, который думает, что алый цвет похож на звук трубы. Эти живые мысленные эксперименты очень убедительны в противостоянии с Локком.
Работы Лейбница в последние два-три года жизни включают его самое большое исследование китайской мысли, усовершенствование его вычислительной машины и дальнейшую работу по истории рода Гвельфов. Он также нашел время, чтобы отредактировать и улучшить посвященное космологии и написанное на латинском языке стихотворение его друга, длиной в 15 000 строк. При этом он по-прежнему неустанно добивался лоббирования своими покровителями его любимых проектов, таких как воссоединение церквей и создание научных академий, а также разрабатывал предложения по постепенным реформам, таким как проект обучения врачей и фармацевтов.
Зачем же стремиться улучшить мир, если он уже совершенен? Похоже, в этом главный смысл одного критического высказывания Вольтера по отношению к Лейбницу. Согласно Вольтеру, Лейбниц «оказал людям услугу, дав нам понять, что мы должны быть всецело довольны, ведь Бог сделал для нас все, что мог»
[622]. Лейбниц действительно верил, что Бог не мог сделать для нас больше; но из этого не следует, что нет смысла пытаться самим сделать больше для себя. Лейбниц однажды обратился к этому вопросу:
Что касается будущего, нет нужды… смешно, сложа руки, ожидать, что сделает Бог… а следует действовать сообразно предполагаемой воле Бога, насколько мы можем судить о ней, стараясь изо всех наших сил способствовать общему благу…
[623]
