— Может быть, — всхлипнула Снеженика. — Может быть…
***
Пустота была сильно задета колкими словами Аргента. Его издевательский смех все звучал в ее ушах, синие глаза, полные презрения, все всплывали в памяти, и Пустота сжимала костлявые кулачки и пыхтела от бессильной злобы. Ей очень хотелось доказать Аргенту свою опасность, да она знала, что опасна и коварна! Вот только строптивый магистр не желал этого признавать. Более того — он ее не боялся. В его взгляде застыло мечтательное выражение, он лелеял свою мечту и смаковал предстоящее время молодости, которую он планировал провести со своей рыжей Уной.
Он вернулся к ней с весной. Со своей весной. Он рассчитывал встретиться с девушкой еще раз — и заставить его полюбить таким, каким он был до того, как ложь и предательство разбили его сердце, вручив ему алмазное, твердое и бесчувственное. И это прекрасное желание, эта пылкая юношеская влюбленность будто отогревала все кругом. Это светлое чувство коснулось и Пустоты, и она вдруг вспомнила, что когда-то ее звали Агния.
Она мучительно размышляла, потирая лоб, размышляя, чем бы удивить Аргента, чем бы поразить его воображение, и не находила ответа! Все ее мысли разбивались о воспоминания о том, с каким презрением Аргент улыбался.
Пустота металась по своему убежищу, заводила часы, чтобы они тикали и наполняли звуками тишину ее дома, но тишина все равно давила на виски.
Пустота вынимала свои некогда любимые игрушки, и понимала, что они ей больше не интересны. Она выросла из детства; и куклы с плюшевыми зверюшками больше не вызывали у нее умиления.
Она раскрывала шкафы и вытаскивала платья, прикладывала их к своему нескладному, тощему телу. Но розовые пышные шелковые платьица принцесс были ей малы, кружевные штанишки — слишком коротки, а прелестные наряды для девушек слишком велики для ее костлявого тела.
И Пустота проливала слезы бессилия на разноцветные шелка, рассматривая свою плоскую грудь, свои сухие ладони и тощие, как у мосластого мальчишки, бедра. Зеленый бархатный костюмчик, словно срисованный с картинки сказки о каком-нибудь деревянном шарнирном мальчишке или вообще — Щелкунчике, был ее привычной шкуркой, которую не сменить.
Можно было переменить маску, заменить прекрасное лицо королевской возлюбленной на одно из лиц воспитанниц Академии, но чем скроешь источенное болезнью тело?
— И кто полюбит такую?.. — шептала Пустота, тихо рыдая и рассматривая себя в зеркало. Прекрасное лицо — и тощие кривые ноги в нелепых ботинках! Роскошные волосы — и торчащие коленки! Влекущие свежие губы, фарфорово-белые зубы — и плоское, как струганная доска, тело!
— И Король больше не верит мне… — прошептала Пустота зло.
Внезапно ей захотелось сделать что-то очень ужасное. Очень плохое и злое. Причинить боль и посеять ужас.
— Я слишком долго отступала и всех щадила! — выкрикнула она, в ярости швырнув горсть времени в стену дома. Тлен тотчас пополз черными пятнами по красивым шелковым обоям, покрывая их грибковой плесенью и пылью. — Я слишком многим позволяла собой командовать и слишком многим обещала исполнений их желаний! А кто и что сделал для меня?! Никто! И ничего! Все меня только используют… ну так хорошо ж. Я покажу Аргенту свою силу; я покажу ему, как смеяться надо мной! Я убью молодого Короля… нет! Сначала я дам ему последний шанс, — Пустота гордо вздернула голову, усмехаясь. — Именно так. Я всемогуща. У меня есть столько времени, что я каждому жителю королевства могу отсыпать пару-тройку лет. Против этой неумолимой силы не выстоит ни один человек. Я могу изничтожить молодого Короля, отсыпать ему столько времени, что остов его превратится в пыль, и никто никогда не найдет и места, где он погиб. Я заставлю его отдать мне корону… или жениться! На мне жениться! — от восторга Пустота даже запрыгала, захлопав в ладоши. — Вот пусть женится. Тогда я сохраню ему жизнь. А если заупрямится… я окачу его временем с ног до головы, и когда оно осядет, от Короля не останется ничего! Аргент никогда не найдет Короля, чтоб пронзить его черным мечом Забвения, и можно будет потом над ним издеваться, говоря ему, что это он упустил Короля… или помог ему убежать и скрыться. Можно будет упрекать его за неисполнительность и выказывать ему свое недоверие… И пугать тем, что я отниму у него все!
Пустота зло рассмеялась, потирая ручки.
— Вот тогда Аргент узнает мою силу, — шептала она, — и мой гнев! И станет смирнее. А то что-то он дерзит слишком много. Можно и его потом, — Пустота расхохоталась гадко, — превратить в немощного старика! Чтобы он ползал в ногах и пресмыкался, упрашивая сделать его хотя бы на пять лет младше! Чтобы его обожаемая Уна хотя бы узнала его в горбатом трясущемся старикашке!
Эти злые мечты так позабавили Пустоту, что она расхохоталась так, что остатки купола за стенами ее домика покрошились и посыпались.
— К черту союзников! — весело прокричала она, распахивая двери и впуская в дом ветер, вьюгу и мороз. — К черту весь свет! Я буду казнить и миловать! Я буду наказывать и одаривать! Я! Я! Я!
Она бросала и бросала в клубящуюся снежную мглу время, и оно звенело снежинками и морозом. Пустота шептала ветру о том, кого хотела бы заласкать холодными зимними объятьями, забаюкать. И ветер отвечал ей, пел смертельную зимнюю колыбельную. Он заметал холодным колким снегом все владения Осени, и Пустота зло посмеивалась, слыша отчаянные крики гибнущей союзницы.
— Не будет тебе никакой слякоти и черной смерти, — говорила она. — Не будет тебе короны из алых листьев. Править буду я; и все у меня будет — и танцы, и подарки, и праздники, и веселые огни!
Пока он носился по лесу, отыскивая Демьена, Пустота надела красивое платье, кое-как прикрыв оборками плоскую грудь. Она нарумянила щеки и пристроила цветы в волосы. Надела колье и набрызгалась самыми дорогими духами.
Ветер шептал ей, что нашел того, кого она велела. Король с трудом пробирался сквозь непогоду и, слушая зимнюю колыбельную, незаметно для самого себя начинал дремать. Он давно не спал, чтобы негодяйка, притворяющаяся его невестой, не завлекла его снова в зачарованный сон, но теперь не мог противостоять колдовству. Глаза его слипались, он падал лицом в гриву коня и начинал дремать. Конь его шел все тише; тяжелый королевский меховой плащ укрывал всадника, да и коня тоже, сверху на них плотным одеялом нападал снег, стало тепло и уютно, и сон увлек обоих в свои объятья, мягко и незаметно.
— …Молодой Король! Проснись!
Голос, что звал его из звенящей метели, был знаком и приятен, и Демьен с трудом разлепил веки. Шевельнулся, осыпая с плеч груды снега, поднял лицо с гривы коня.
Прямо перед ним, в сугробе, в красивом тонком платье стояла его Виолетта. Та, о которой он грезил. Та, которую он потерял в мирах.
Он хотел было рвануть вперед, к ней, чтоб заключить девушку в объятья, закрыть собой от стужи, но порыв ветра бросил ей в лицо колючий снег. Красивые оборки ее платья затрепетали, как крылья бабочки, и Демьен увидел, что платье девушке слишком велико, как бы туго она не затягивала корсет. Роскошное платье на истощенном теле, искривленном болезнью…
