— Юра, — ответил Головастик.
— Господин, — буркнул я. — Или хозяин.
— Ахаха! — рассмеялся Лицемер. — Позвольте, это изумительная шутка. Но если не сложно, могли бы вы представиться настоящим именем? Не хочу давить, ни в коем разе, но, пожалуйста, мне проще обращаться по имени. Вас не затруднит?
Я едва не представился. Но мишура напускной вежливости превращает меня в хама.
— А расскажите мне историю! — продолжил я, продолжая ходить по кругу. Улыбающийся Лицемер откинулся на спинку и старательно наблюдал за мною, изображая полную открытость и готовность к диалогу. В глазёнках ничего не проявилось, ни злобы, ни обиды. Сложный тип. Головастик потёр ладонью лоб, скрывая лицо.
— Историю героической засады двух кланов на подступе к Бастиону Небесных Охотников. Бравые полки гусар, вылетающие из леса на Роттенштайн и кромсающих их в капусту. Мы ведь приблизительно об этом говорили, да, Алин?
Стриммерша закусила губу, будто в смущении. Стрельнула глазками в Игоря Александровича.
— Предъява, звонарь? Мы два дня на фонаре были, — рыкнул Волхов. — В гуще.
— Вот вроде бы русский язык. Какой фонарь? Какой звонарь?! Какая гуща?! — не понял я.
— Так ты восьмеришь честным вором, выходит?
— Божечки–кошечки, из какого зоопарка тебя забрали? У тебя может и купола набиты?! Вот думаю надо сюда Стасяна, переводчиком. Я знаю только «Ауф», но не знаю что это значит.
Волхов улыбнулся:
— Ты первый начал. Парень–парень, не можешь идти до конца, так и не начинай. В лесу мы ждали два дня. Роттенштайн не пришёл, и мы отчалили. И так слишком много времени потеряли. Так что зря ты тут петушишься, дружок.
— Я не знал, — разделил моё удивление Головастик.
— И не должен был, — вкрадчиво сообщил Волхов. — Много ушей — много языков.
— Если бы вы дали знак, то Гхэулин бы тоже пришёл. Отчего же не сообщили? — расстроился Лицемер.
— Слушай меня внимательнее. Смотри в суть, сладкоголосый, мне западло повторять, — не посмотрел в его сторону Волхов. Обратился ко мне, чеканя слова. — Роттенштайн не явился отбивать Бастион. И мы ушли. Ты же не считаешь, парень с чувством юмора, что мы должны были тут поселиться и сторожить вас?
— Я не знал, что вы тут были. Виноват. Красиво хотел зайти, но… Один ноль в твою пользу.
Удовлетворённый моим раскаяньем латник хмыкнул.
— Мальчики, сменим тему? — предложила Алина. — Вы вроде бы обнюхали друг друга и самцов показали, давайте уже обсудим что делать будем?
— Ах, Алиночка, как метко вы описали, — всплеснул руками Лицемер. — Грубенько, но очень верно.
— Сколько бойцов можете выставить? — перешёл к делу Волхов.
— Девять…
— Я про неигровых. Кланы, соратники, репутационные, бастионные.
Мы с Юрой переглянулись.
— Всё что есть — всё здесь, — глухо сказал Головастик. — Ещё был Бастион у Лолушки, но он остался на острове Унии Мороза.
— Нет у меня Бастиона больше. Разве я не говорил? Схомячил его Выводок. У меня под сотню викингов здесь. Была армия, но связь с героем прервалась.
— Что за армия? — заинтересовался Волхов. — Сколько клинков?
— Там не совсем клинки… Там хренотень такая, типа франкенштейнов и жути разной. Я как бы повелитель мёртвых в скандинавской мифологии нынче. Не Локи какой–нибудь, а вот прямо злое злобное зло. Говорю же, связи с ними нет.
— По факту — у вас есть только то, что мы видели у Бастиона? — не скрыл разочарования Волхов. — Девять игроков, немножко мяса и всё? О чём мы ведём тогда речь? Это бесполезная встреча и бесполезный разговор! У каждого моего бойца войск больше чем у вас всех вместе взятых. Вы чем занимались в игре?!
— Я всё потерял, то что было накоплено, — сказал Головастик. — Я раньше с Роттенштайном ведь был. Клан распустил, их разобрали другие. Ничего нет.
— Помню, — отрезал латник. — Встречались. Остальные?
Шаман скривился, будто лайм разжевал.
— Наша стартовая локация оказалась… Непростой, — спас его я. — Одному сорвало крышу, и он стал своих валить, один драпанул на старте. Ребята три месяца в симулятор батрака играли. Поэтому это всё, что имеем.
— Мы теряем время, — отмахнулся Волхов. Встал. — Это бесполезный разговор. От вас помощи не будет, надо действовать втроём. Собираемся!
— Игорь, ты не прав, — сказала Алина. — Нам любая помощь пригодится.
— Какой у них будет вклад? Две–три сотни? Сколько может выставить Гхэулин?
— Семнадцать тысяч, — бархатным голосом сообщил Лицемер.
— У нас будет тысяч двадцать. Алина, у тебя тоже, верно? — упёрся кулаками в стол Волхов.
— Чуть больше.
— Этого едва хватит чтобы иметь двукратный перевес над Роттенштайном. А должен быть трехкратный, для успешного завершения дела, — латник покачал головой. — Я питал надежды и мне горько, что они развеялись в пух и прах.
— Они ведь все что–то жрут, да? — вклинился я. — И срут, да? Эти десятки тысяч.
— Помолчи, пожалуйста, — прошипел Головастик. — Что ты хотел сказать? Сейчас самое время.
— Есть бэкдор, ребята, — я по–прежнему нарезал круги вокруг. — Надеюсь, я не напрягаю вас? Не нервирую хождением?
К шагам прибавилась пританцовка, с поворотами и хлопками в ладоши.
— А сейчас? — уточнил я.
— Я ухожу. Захочу посмотреть на клоуна — пойду в цирк, — выпрямился Волхов. — Всего хорошего.
— Никуда ты не пойдёшь, — сказал ему я. Уже без шуток. — Не выберешься отсюда — никогда больше клоунов не увидишь. Так что терпи.
— Ты угрожаешь мне? — улыбнулся Волхов.
— Старый больной шут? Тебе, лбу в сверкающих доспехах? Окстись!
Латник начал звереть. Ноздри расширились, глаза сузились.
— Ладно, ладно. Выдыхай, бобёр. Короче, есть лазейка прямо в Твердыню. В тыл врага. Я знаю где она, знаю, что там будет и это точно можно использовать. Портал имеется, вот прямо тут, под боком. Я ведь не просто так спрашивал про жрут да срут. Эту ораву ведь надо кормить чем–то, верно? Несмотря на то, что у нас тут компьютерная игра вовсю.
— Чем это поможет? Тысячи мобов вокруг. Ты ничего сделать не сможешь.
— Если ваши тысячи пойдут на штурм, тысячи Роттенштайна будут заняты. И тогда славный Бергхейм пройдёт рейдом по тылам, сжигая и уничтожая всё, что сможет. Вошли, ударили. Нас хоть и девять, а шороху наведём. Небольшой отряд устроит там знатную бучу.
— И пока наши ресурсы будут таять — вы войдёте в Твердыню, да? — понимающе кивнул Волхов.
— Хрена ты злой, а! — округлил глаза я. — Надо верить людям!
