— Да неужели? И в чём же её преступление? — Адлар находит глазами меня.
Но вместо того, чтобы испугаться пляшущей в них тьмы, я внезапно чувствую, как отпускает сковавший душу страх перед тем, кто так долго меня мучил. И откуда-то приходит знание, что меня ему не отдадут.
— Она оскорбила меня, своего монарха, — вскидывает голову Танраггос. — И должна понести за это наказание.
— Не думал, что вас так легко оскорбить, — в голосе Адлара слышна явная издевка. — Но вынужден вас разочаровать. Наказывать её вы не имеете права. Ведьма Маэренн — подданая Раграста. И под моей личной защитой.
Его ответ настолько неожидан, что мне едва удаётся сдержать удивлённый вздох. Почему он так сказал? Это… просто нереально. Разве он может принимать такие решения?
Впрочем, удивлена не только я.
— Этого не может быть! — шипит Танраггос.
— Вы обвиняете меня во лжи? — от льда в голосе Адлара кровь в жилах стынет. — Мар, подойди ко мне.
Зачем? Я не хочу! Не хочу подходить даже на шаг ближе к тому, кто два года меня истязал. Но… ослушаться, после всего того, что принц демонов для меня сделал, тоже не могу.
Остаётся только надеяться, что я не ошиблась, теша себя наивными надеждами, и что он действительно меня не отдаст. Разве стал бы Адлар столько усилий тратить, чтобы в результате уступить сейчас?
Отстранившись от Хэфи и опустив голову, на негнущихся ногах иду к нему. Мартан уступает мне дорогу. Все остальные смотрят. Внимательно. Выжидающе.
Останавливаюсь рядом с принцем, стараясь стать так, чтобы он был между мной и Танраггосом. Стараясь не трястись, как заячий хвост.
— Покажи левое предплечье, — слышу новый приказ. Ещё более неожиданный.
Не понимая зачем, я подкатываю немного рукав своего платья. Тот, как назло, не хочет поддаваться. Или это у меня пальцы слишком дрожат.
— Выше, — командует Адлар, наблюдая за моими потугами.
Хорошо, что я кожу прокрасила почти на всём теле. И этим не выдам себя.
— Хватит, — хмыкает принц, когда рукав задран мною уже почти по локоть.
И тут я забываю обо всём. Потому что на моей смуглой от притираний коже начинает проступать отчётливый рисунок. Чёрные линии сплетаются в замысловатый узор, в котором я явно распознаю руны древнего демонского языка, но прочитать их, к сожалению, не умею.
Лицо моего бывшего мужа удивлённо вытягивается, а во взгляде плещется теперь уже бессильная злость. Он знает, что это значит?
— Как видите, на этой женщине моя печать. Только я имею право её наказывать и миловать, — удовлетворённо произносит Адлар. — Мар, извинись перед его величеством за то, что кинула в него моим сапогом.
Он что серьёзно?
— Прошу меня простить, ваше величество, — выдыхаю я сипло, не позволяя себе даже задуматься, чтобы не струсить, и радуясь, что голос у меня от страха почти пропал. И неожиданно для самой себя добавляю: — Я больше так не буду.
И я совсем не виновата что это прозвучало почти… с издевкой. Демоны точно на меня плохо влияют.
— Как по мне, то конфликт исчерпан, — ухмыляется довольно Адлар, не обращая внимания на то, что Танраггос уже почти побагровел. — На этом должен откланяться. Мне перед ужином просто позарез нужно приобщиться к истине. Мартан, Бранн остаётесь на посту. Пойдём, Мар.
И схватив меня за ту самую руку, на которой я ещё не успела поправить рукав, он попросту уволакивает меня прочь.
Я прихожу в себя только тогда, когда за нами захлопывается дверь его покоев. Принц отпускает меня, закрывая эту самую дверь на ключ, а потом проводит по ней рукой, от которой разбегаются ручейки тьмы, запечатывая, закрывая. Отсекая мне все пути к отступлению. И лишь после этого поворачивается ко мне.
Пару секунд мы просто молча смотрим друг на друга. Я с опаской. Он с каким-то иследовательским интересом.
— Что это? — решаюсь я спросить, показывая на свою руку.
— Ты же слышала. Моя печать, — склонив голову набок, сообщает Адлар.
— И что она означает? — уточняю подозрительно.
— Ничего для тебя опасного, — хмыкает демон. — Если кратко, то именно то, что я сказал Танраггосу. Ты под моей защитой.
— А если не кратко? — не могу избавиться от чувства, что он сильно не договаривает. И увиливает, да. Но зачем? Во что я ввязалась неведомо как?
— А это уже слишком долго рассказывать, крольчонок, — Адлар, хищно усмехнувшись, делает шаг ко мне. — У меня были другие планы на вечер. Я собираюсь сегодня во что бы то ни стало, уговорить тебя снять эту гадость с лица.
Глава 28
— Уговорить, или заставить? — возможно потом я пожалею, что вела себя с этим мужчиной так безрассудно вольно, позволяя себе говорить то, что думаю, и задавать вопросы, которые ему, возможно, не понравятся.
Но сейчас, во мне ещё живо то странное, незнакомое для меня и наивно-глупое ощущение, что я в безопасности, потому что он пришёл.
Может демон как-то воздействует на меня? Заставляет верить, что мне нечего его бояться?
Но я просто ума не приложу, зачем бы ему это делать. Я для него просто служанка. Пусть непонятная и вызывающая любопытство, пусть полезная, как возможный информатор… но всё равно ведь никто, по сути. Можно было бы предположить, что дело в моём даре, но я ведь пустышка сейчас. Зачем же это всё? Что ему от меня нужно?
— Зачем же заставлять? — вкрадчиво интересуется Адлар.
Подходит ещё ближе. Медленно. Крадучись. Так приближается хищник, не желая спугнуть свою добычу. И мне огромных усилий стоит не отступить. Не попытаться сбежать.
Удирающую жертву ведь интересней ловить? А мне уже и так достаётся слишком много его интереса.
— Думаю, у меня найдутся убедительные аргументы, — заканчивает свою мысль принц, приблизившись ко мне почти вплотную. Нависнув надо мной.
И теперь уже глупым кажется моё стремление стоять на месте. Что я пыталась доказать? Надо бежать! Бежать от него подальше. От этого запаха. От жара большого сильного тела, соприкосновение с которым я отчего-то слишком остро помню. От этой тьмы в чёрных, как ночь. глазах. Тьмы, в любой момент готовой вырваться наружу.
— Зачем вам это? — нервно сглотнув, спрашиваю тихим сиплым шёпотом. — Зачем вам я? И зачем эта печать?
— Как много вопросов, — тянет Адлар, буравя меня сумрачным взглядом. — У меня к тебе тоже имеются вопросы. Предлагаю честный обмен. Я отвечу на твои, а ты на мои.
Он не касается меня. Так отчего же мне чудится другое? Или я уже совсем с ума схожу?
— Я не могу, — вырывается у меня, прежде чем я успеваю обдумать более разумный ответ. — То есть… есть вещи, о которых я не могу говорить. И не буду. Извините.
