Мне так многому нужно научиться. Так многое узнать. И теперь у меня, кажется, появилась возможность получить часть необходимых мне знаний. Осталось только отстоять эту возможность у Аедана. Уступил же он один раз вчера, забрав Кахин во дворец.
Впрочем, Аедан ведь не запрещал мне её лечить. А во время лечения с пациентом нужно разговаривать. Чтобы понимать, как он себя чувствует.
Так что, поговорив со своей возможной будущей камеристкой, я в сопровождении неизменного Бранна отправлюсь разбираться со вторым своим важным делом.
Ведьма Кахин уже пришла в себя, как я и ожидала. И стоит мне появиться на пороге её спальни, как на мне тут же сосредотачивается пронзительный взгляд её почти побелевших глаз.
— Добрый день, дэя Кахин, — здороваюсь я, закрывая за собой дверь.
— Доброе, Мина. Всё же ты пришла. Неужели Дан позволил? — усмехается криво.
— Он… не запретил, — отвечаю уклончиво, подходя к кровати. — Как вы себя чувствуете?
— Как слепая пустышка, — поджимает губы. — Но ещё побарахтаюсь благодаря тебе. Может, даже иногда что-то видеть смогу.
— У вас из-за этого глаза побелели? — сажусь рядом и беру старушку за руку, отпуская свой дар, чтобы оценить её состояние.
— А они побелели? — вскидывает брови. Хмурится, вздыхая. — Что ж. Значит, дар для меня утерян навсегда.
Сочувствующе взглянув на неё, я сосредотачиваюсь на лечении. Тщательно восстанавливаю ткани сердца, наиболее пострадавшего от перенапряжения. Укрепляю сосуды. Моя магия целительной волной омывает пожилое тело, возвращая ему жизненные силы. И лишь после этого я обращаю своё внимание на ауру ведьмы, прощупывая её магические каналы.
— Может, дар и не утерян. Возможно, я смогу помочь. Обещать не стану, но, по крайней мере, попытаюсь, — утешающе сжимаю морщинистые пальцы.
— Не надо, Мина, — качает она головой. — Возможно, так даже лучше. Мой дар давно уже стал и моим проклятием. Я лишь рада, что успела предупредить тебя. И Дана. Теперь он знает, чего ждать и откуда. И сможет тебя защитить.
— Решила таким способом совесть свою облегчить? — раздаётся внезапно раздражённый голос Аедана от двери, заставляя меня испуганно вздрогнуть. Не ждала я, что он так быстро проснётся. Может разбудил кто? Или моё отсутствие почувствовал.
— Здравствуй, Дан, — поворачивает голову к внуку Кахин. — Я очень рада тебя видеть. Может, и Адлар зайдёт меня проведать?
— Неужто ты не знаешь, что он уехал? Может, даже скажешь, что не знала, кому отойдёт Аделхей, в результате твоей гениальной игры судьбами? — скептично морщится мой демон. — Можешь гордиться собой. Мы все отыграли нужные тебе роли. Высшее благо не пострадает. Мина, если ты закончила, пойдём со мной. Нам нужно поговорить.
Такому ему противиться сложно. Сейчас со мной король говорит. Но и мне нужно помнить, что я Верховная. И я… имею право на собственное мнение. Имею! И пора мне самой для себя это осознать!
Хочет поговорить? Хорошо? Но… если снова начнёт мне, как ребёнку малому и несмышлёному, запрещать разговаривать с Кахин, или с кем-то ещё, я больше не буду смиренно молчать и соглашаться.
— Да, Аедан. Я закончила. И могу с тобой поговорить, — произношу ровно, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к нему.
Наши взгляды встречаются, и его несносное величество удивлённо вскидывает брови. Наблюдает, как я подхожу. Улыбается хищно, протягивая мне руку.
— Постой, Дан, — неожиданно окликает его Кахин. — Пожалуйста, подойди. Я должна тебе сказать…
Взгляд моего демона снова мрачнеет. Пару секунд он молча смотрит прищурено на немощную старушку, умоляюще тянущую к нему руку. А потом, скрипнув зубами, всё же подходит к кровати.
— Я слушаю.
Глава 91
Кахин закрывает глаза, судорожно вздыхая. Качает головой сокрушённо… И поднимает на него тоскливый взгляд.
— Я знаю, что ты никогда не простишь меня, Дан, — произносит тихо.
— Для этого не нужно быть прорицательницей, — роняет мой демон холодно.
— Да. Да, ты прав, — согласно кивает она. — Но… я хотела, чтобы ты знал. Мой дар ушёл. Значит, и жизнь на исходе.
Я вскидываюсь отрицательно, даже возразить пытаюсь, но Кахин останавливает меня, подняв дрожащую руку.
— Этого не изменить, дитя. Это непреложный закон. Странницы живы, пока несут свой дар миру. Если дар уходит, значит, наш путь завершён. Я уже очень много прожила. И благодаря тебе, проживу ещё пару лет, но не дольше. И когда выздоровею и уйду отсюда, мы больше не увидимся. Мне бы хотелось сказать, что я ни о чём не жалею. Но это не так. Дан… — её взгляд снова обращается к внуку. — Я не прошу тебя простить меня. Я пыталась поступать правильно… но делала ошибки… много ошибок. Ты был прав. Ослеплённая своим предназначением, я не всегда выбирала тот путь, который был действительно правильным. И однажды я пошла против воли богов. Я пыталась уберечь свою дочь от её судьбы, запрещая любить твоего отца. Я знала, что это неизбежно и, что приведёт её к гибели. Но она не послушалась меня. А я, ослеплённая горем и гневом, не смогла найти другого способа спасти её. Правда сокрылась от меня. Пока не оказалось слишком поздно. Я знаю, что ты не веришь в то, что я не могла предупредить. Но это действительно так. Я не успела. Я не видела, когда за ней придёт смерть. А когда увидела… была слишком далеко.
— Ты могла сказать, что её убьёт туманный демон, — непримиримо чеканит Аедан. — И отец бы предотвратил это.
— Нет. Не могла. Это изменило бы судьбу мира. Необратимо. Пройдут годы и ты поймёшь. Я пыталась найти другой путь. И не смогла. И об этом буду вечно жалеть.
Пару минут проходит в гробовом молчании. Они смотрят друг другу в глаза. Такие далёкие друг от друга, какими могут быть только те, кто мог бы быть близок.
— Твоя беда, Кахин, в том, что ты слишком много на себя берёшь, — наконец нарушает воцарившуюся тишину Аедан. — Ты считаешь себя великой вершительницей судеб. Говоришь, что не смогла найти другой путь? А просто поговорить и всё объяснить тоже не могла? С моими родителями? Со мной? Про то, что может изменить судьбу мира, как ты говоришь, а что нет? Или думаешь, я так глуп, что не понял бы великого божественного замысла, который тебе открылся? В общем, неважно уже. Твои сожаления я выслушал. Выгонять на улицу умирать не собираюсь. Но на большее с моей стороны не рассчитывай. И на глаза мне не попадайся. Моё мнение о тебе остаётся прежним, — чеканит сурово, а затем, развернувшись, направляется ко мне. — Идём, Мина.
Прорицательница устало улыбается дрожащими губами, опускаясь на подушки. И закрывает глаза, в уголках которых блестят непролитые слёзы.
Из спальни Кахин мы выходим, держась за руки. Аедан выглядит хмурым и задумчивым. И я уже догадываюсь, что он мне сейчас скажет. Его последние слова, обращённые к Кахин, однозначны и весьма категоричны. Но и я уже не могу просто так смириться с его решением. По крайней мере в том, что касается меня лично.
