«Постарайся закончить лучше, чем мой отец».
Так я сказала Виту перед уходом, а теперь эти идиотские слова буквально преследовали. Неужели не могла промолчать? Подло, мерзко и низко. А если действительно что-то случится? Я же буду себя ненавидеть!
«Постарайся закончить лучше, чем мой отец».
Дура!
После того, как мы закончили на кухне, я попросила на этот раз сделать по-моему, и Вит согласился. Хотел продолжения? Или планировал изначально? Неважно. Как бы то ни было, он позволил мне эту слабость. И тогда я впервые сняла с него сорочку и брюки и увидела тело, о котором грезила ночами. Коснулась его ладонями, отгоняя мысль, что не имею права этого делать, что лишь усложняю и без того паршивую ситуацию. Мы оказались в кровати, на простынях, я наконец трогала и целовала любимого человека, как только пожелаю. Второй раз вышел намного более чувственным. Сидеть сверху и чувствовать ладонями биение сердца — я не забуду никогда, как это было. А еще лицо, искаженное удовольствием. После такого сложно сожалеть о падении.
Только когда мы приходили в себя, я заметила, что Астафьев на меня не смотрит. Он лежал, упрямо глядя в потолок, а губы сжались в тонкую линию. Без лишних слов было понятно, что все закончилось. Я поднялась с кровати, принесла с кухни разорванное платье, подняла мужскую сорочку с застывшими на ней редкими капельками крови и набросила ее на себя. Оторванной полоской невозможно дорогого наряда, уничтоженного за один вечер, подпоясалась, влезла в туфли. А потом задалась вопросом: уйти молча или что-то сказать? Молчание означало возможное продолжение, а я этого не хотела и поставила точку единственным пришедшим в голову способом:
— Постарайся закончить лучше, чем мой отец.
Теперь я жалела, что не нашла в себе сил просто уйти.
Мысли о Вите роились в голове практически безостановочно. И даже танец не спасал. Когда Кристина заносила нож, намереваясь ударить Ганса, я сразу оказывалась на кухне в объятиях Вита. Когда прощала любимого — я уходила из спальни, сохранив себе на память одну лишь сорочку. Тело ныло в ожидании желанной близости. Объятий, прикосновений… вторжений. Боже, я не могла поверить, что это действительно так. Оно скучало едва ли не сильнее меня. Стоило чуть потерять контроль: заснуть, забыться в мелодии, увлечься танцем, оказаться наедине с собой в метро — все. Меня выкидывало в омут по имени Вит. Я прислушивалась к каждому слову Адама в попытке узнать хоть что-то об этом человеке, но преуспела всего раз — когда балетмейстер объявил, что составы меняются местами в связи с неудачным выступлением Дианы на вечере спонсоров. Мол, власть имущие недовольны. И мне бы порадоваться от того, как этой новостью придавило нашу приму, но… я знала, чему именно обязана назначением, и ненавидела всю ситуацию целиком. Незнание и разъедало, и придавало мне сил.
— Павленюк, — кричал Адам. — Твоя очередь.
Я вставала и чувствовала устремленные на меня взгляды, но мне было все равно. Все мое внимание было отдано внутренней катастрофе. В эту круговерть противоречивых чувств не могло пробиться ничто. Танцоры ждали, что я споткнусь, но я больше не спотыкалась. С полной самоотдачей падала в подставленные ладони Дэна, взлетала вверх, обходя все законы гравитации, а эмоции, от которых было невозможно избавиться иным способом, выплескивала со сцены на зрителей потоком. Все потому, что в этот момент жизни мы с Кристиной совпали, как близнецы. Я больше не боялась ее чувств… своих. Я вообще ничего не боялась.
К сожалению, радоваться не получалось тоже.
***
После объявления о провале на вечере спонсоров, Диана слетела с катушек. Мы едва оттанцевали «Рубины» и вернулись за кулисы, как вдруг послышался страшный грохот. Прима громила свою гримерную, даже не пытаясь скрыть шум. Лепестки подаренных зрителями цветов летели в коридор прямо из-под плотно закрытой двери. И девочки из труппы стояли, смотрели на это и перешептываясь между собой. Испуганно, заинтересованно. Это было из-за меня, но удовлетворения я не испытывала. Даже танцуй я на порядок лучше, чем сейчас, без ночи с Витом успеха мне не видать. И как таким гордиться?
Не став любоваться падением Ди, я села напротив своего зеркала в общей гримерной, стерла с лица краску, собрала вещи, подхватила букеты (в числе которых был тот, который мне доставляли от Вита) и собралась уйти. Но внезапно дверь примы распахнулась, и Ди вылетела в коридор с букетом в руках. Точнее, бывшим букетом — после нескольких ударов о мебель остались едва ли не одни стебли — и теперь он напоминал веник. А Ди тем временем зацепилась за меня взглядом и подошла ближе.
— Надеюсь, ты довольна? — прошипела она мне в лицо, даже не пытаясь скрыть подтеки грима вокруг глаз. Ревела, значит. Не слишком достойно для примы. — Ты можешь быть хорошей спонсорской подстилкой или даже хорошей Кристиной, но ничего легкого и веселого тебе не сыграть вовек. Если я уйду, и ты будешь вынуждена танцевать ведущую партию в «Рубинах», все поймут, насколько ты бездарна, Павленюк.
— Ты вообще себя слышишь? — вспылила я, не сдержавшись. — Себе противоречишь. Если все действительно так, нужно потерпеть меня всего в одной партии, а потом тебе с моей стороны ничего угрожать не будет. Или, погоди-ка, все дело в том, что в эту чушь не веришь даже ты!
После такого Ди психанула окончательно и занесла руку, явно собираясь ударить меня своим веником, но я бросила на пол вещи и цветы и перехватила шипованные стебли на подлете. Руку обожгло болью, но хоть лицо не пострадало. Я дернула «оружие» Дианы так, что она чуть не потеряла равновесие, заваливаясь на меня. В нос ударил запах алкоголя. Значит, успела не только разбомбить гримерку и порыдать, но и «утешиться» крепким. Отвратительно.
— Что здесь происходит? — услышала я рев Адама за спиной.
Диана отпустила веник, и я швырнула его под ноги. Среди прочих лепестков заметила те, что осыпались с лилии. Моей лилии, той, что подарил Вит. Почему я все еще носила его букеты домой после всего, что он сделал? Почему я все еще о нем думала?
— Я спросил…
— Адам, все в порядке, — сказала я первой, не имея ни малейшего желания обсуждать нападки Ди и подхватила сумку.
Мы же не в детсаде, в самом деле. Сидеть на скамейке рядом с примой, пока балетмейстер нас отчитывает, я не собиралась. Лучше домой — спать. Перешагнув через букет лилий и ландышей, я направилась к выходу.
Меня хватило ровно на неделю отсутствия Вита в моей жизни, а потом я сорвалась, набрала номер Эда и попросила со мной встретиться. Мне нужно было узнать хоть что-то, понять, разобраться, почему между нами со спонсором все это происходило. Бесполезно отрицать очевидный факт, что и Вита ко мне тянуло. Настолько, что он шантажировал меня. Дикость! Я не верила, что Вит Астафьев относится к категории мужчин, которые идут на подобное. Это значило, что я особенная? Или нет? Я должна была знать. Как и то, зачем он женится на невесте, которой не может сохранить верность даже до свадьбы. Ведь впереди целая жизнь искушений. Или он хочет и ее, и меня, и множество других женщин? Как Михаил.
