Спустя полтора часа разгневанных воплей Адама, когда пот заливал мне глаза, ноги горели, а от мысли, что впереди еще десять часов репетиции, становилось по-настоящему дурно, начали прибывать первые танцоры. Тогда Адам вздохнул и велел мне завтра прийти в то же время. Говорить кому-либо о том, что мы работаем не над «Рубинами», было строжайше запрещено.
И в утешение оставалось всего одна мысль: это только день. Впереди — тринадцать. Я была готова все дарованные незнакомцем две недели не выходить из зала, лишь бы получить роль. Признаться, ветреный девичий мозг уже успел задвинуть на задний план романтические бредни о госте Адама, оставив на виду важное: этот человек не прочь сделать меня звездой. Осталось только подтолкнуть его к этому своим танцем. Дать ему то, чего хотел он, и забрать свое.
Дни полетели бесконечной вереницей батманов, гран жете и арабесков, я раз за разом разбирала пуанты и вытаскивала из них слои, чтобы сделать свои танцевальные туфельки чуть менее «кусачими». Но каждый из пальцев горел огнем под тремя слоями пластыря. И я действительно достала из шкафчика припрятанный на черный день флакончик с обезболивающим. Знала, что вредно, что нужно терпеть — но не могла.
Как оказалось, Адам уже успел вложиться в свою задумку, и через несколько дней у нас появилась музыка, написанная специально для постановки кем-то из его знакомых композиторов. Мне было тяжело себе в этом признаться, но вкус балетмейстеру не изменил и треки были удивительно хороши — аж руки чесались от желания обновить плейлист. Но это оказалось не единственным нашим достижением: с аккомпанементом дело пошло куда живее, все взмахи, прыжки и прогибы встали на свое место. Нечто прежде абстрактное сложилось в единую картинку, и я впервые почувствовала себя куда комфортнее в новой роли. Это отметил и Адам.
Перед выходным, на второй день прогона новой партии под аккомпанемент, он распустил труппу пораньше, чтобы оставить время для репетиций со мной. Но не прошло и часа, как Адам неожиданно остановил музыку: велел мне возвращаться домой и приходить на следующий день к десяти. Ах да, и еще выглядеть как можно лучше.
Я ужасно оскорбилась, с минуту стояла и смотрела на балетмейстера исподлобья. Он явно издевался: лишил меня столь нужного ногам выходного, намекнул на мой якобы неподобающий внешний вид, а еще на то, как он от меня устал. Впрочем, по последнему пункту Адам довольно быстро поправился: сказал, что пусть я не Диана, но все не так плохо, а потому он дает моим ногам вечер отдыха. Вроде бы это задумывалось как комплимент, но я все равно вспылила и с трудом сдержала слова о том, что я и не могу быть Дианой: ведь я не квадратик на двух тонких лапках! Кому вообще пришло в голову вкладывать усилия в такую неказистую балерину? Не странно, что Адаму приходилось заниматься рекламой в ущерб труппе.
На момент почудилось, что балетмейстер решил меня угробить и таким образом все же взять на роль свою Ди. Я не жаловалась, но от бесконечных тренировок тело ломило нещадно, а накануне я умудрилась заснуть, опустив ноги в лед. Такое со мной случилось впервые. Я еще пробубнила себе под нос, что быть примой, конечно, очень здорово, но желательно живой.
Закрыв глаза, я десять раз повторила про себя фразу, которой утешается каждая балерина: цель оправдывает средства. Но даже это не помогало: я от чистого сердца ненавидела нашего балетмейстера. Как он вообще смел разговаривать со мной в подобном тоне? Ну ладно хореография, ладно Диана, но нападки на свой внешний вид я терпеть не собиралась. Когда-то мама вбила в меня намертво, что женская красота как броня: без нее мы уязвимы. Это стало моей мантрой. Даже после самой тяжелой тренировки наутро я вставала и собиралась, как на свидание, а затем в вагонах метро упивалась завистью встреченных женщин и восхищением мужчин — чувствами, которые идут рука об руку с балетом и знакомы мне не понаслышке. Не моя вина, что после десятичасовой репетиции любой танцор выглядит так, будто по нему состав проехался!
— Адам, — обернулась я в дверях и все-таки не выдержала. — Ты прав: я не Диана. Ей нужно напоминать о том, что женщине положено хорошо выглядеть. А у меня с этим порядок.
— Павленюк, — абсолютно нейтрально отозвался Адам. — Пошла вон!
Покидая театр, я вслух обозвала балетмейстера м*даком. Проходивший мимо мужчина не был счастлив, но мне полегчало.
***
Не знаю, отчего я была уверена, что подслушанный разговор избавит меня от сюрпризов, но прогадала. Это стало очевидно, когда на следующий день я повстречалась с зеленоглазым незнакомцем прямо на лестнице театра. Утром я задержалась дома, назло Адаму доводя свой внешний вид до совершенства, и теперь немного опаздывала на разминку. В результате так спешила, что чуть не врезалась в гостя. Остановилась всего в десятке сантиметров и отступила назад, сразу сильно потеряв в росте. Застыла, глядя снизу вверх и чувствуя себя очень странно. Мысли заметались в поисках объяснения появлению незнакомца в театре в выходной день, но находилось лишь одно, причем очевидное: хитрый жук Адам ускорил просмотр и сделал ставку не на труппу — только на меня. Требование выглядеть как можно лучше внезапно обрело совершенно иной смысл, пошлый и банальный. Боже, неужели Адам на самом деле подумал, будто его заставили заменить Диану исключительно из-за мужского интереса? Вот какая сволочь наш балетмейстер! Не мог предупредить? От смущения и обиды к лицу прилила кровь. Спасибо хоть за то, что я никогда не краснела ярко.
— Доброе утро, — сказал гость, откровенно забавляясь моей реакции.
— Доброе, — ответила я, мысленно отвесив себе подзатыльник. — Простите, не знаю вашего имени.
Он имел полное право не называться, но я не могла не спросить. Любопытство оказалось непобедимо.
— Вит Астафьев, — легко исправился он.
Неожиданно, но мне имя понравилось и странным образом еще больше добавило гостю таинственности. Короткое и хлесткое. Собственно, именно такое впечатление он произвел на меня во время первой встречи. Внутри снова поселилось странное, уже подзабытое предчувствие чего-то удивительного. Я всеми силами пыталась списать это на амбиции, но самообман никогда не относился к числу моих сильных сторон. Приходилось признать: я готова была кусать губы, предвкушая новую встречу с Витом. Как колокольчик, готовый зазвенеть от легчайшего прикосновения.
— Наталья Павленюк, — спохватилась я, решив, что лучше назваться в ответ. В прошлый раз Адам представил меня скомканно, подчеркивая мою ничтожность как балерины и спеша увести гостя к Диане. Плюс, Вит производил впечатление человека, который каждый день слышит множество новых имен. С чего ему помнить то, которое принадлежит посредственной танцульке?
