Осознав, к чему идет дело, Астафьев рывком натянул брюки, вылетел из комнаты и закрыл за собой дверь, ничего не объясняя Светлане.
— Договаривай, — протянул он угрожающе.
Но фотограф молчал, будто не уверенный, стоит ли договаривать.
— Павленюк я задушу собственными руками. Но я все еще не решил, что сделаю с тобой.
Угроза особого эффекта не возымела, но Эд все же заговорил:
— Она отказывается лечиться до конца сезона. Говорит, иначе ей найдут замену. Вит, я бы не достал ей «пыль», если бы не видел, в каком она отчаянии. Я просто не смог отказать. Это как крик о помощи…
— Крик о помощи? А вытаскивать ее потом кто будет? — рявкнул Вит.
— Если ты пообещаешь сохранить за ней место, она может согласиться пройти лечение.
— Да ты что! Вот только стоит ли мне вкладывать деньги в театр, прима-балерина которого — наркоманка?
Эд молчал довольно долго, и Вит стиснул зубы, мысленно обзывая себя последними словами. Он был резок и вспыльчив, иногда — неоправданно. И любил скрывать это за цинизмом.
— Решай сам, — наконец выдал Эд. — Но мое мнение таково: если остановить ее сейчас, она может восстановиться полностью. Пока она это делает из страха, что не выйдет больше на сцену, и отдает себе отчет. Но я видел ее на «пыли». Она… — Эд с трудом сглотнул. — Она счастлива.
В этот момент Астафьеву вспомнился последний поклон. Как сияла Наташа, глядя куда-то вверх, на прожектор. Он это заметил и удивился: разве это не странно?
Молчание затягивалось. Вит боялся открыть рот, потому что не представлял, что оттуда вырвется. В любом случае, ничего культурного. С одной стороны, ему хотелось наорать на Эда и обозвать его идиотом, с другой — сорваться с места, сесть в машину, добраться до Павленюк и трясти ее, пока мозги не встанут на место. А потом целовать. Дьявол, эту часть «терапии» он бы не пропустил ни за что на свете.
— Я разберусь, — выдавил он коротко, не без досады отмечая, насколько тяжело стало внизу живота. Жена и половины эффекта не добилась.
— Только я тебя очень прошу, не будь с ней козлом, Вит. Это ведь из-за тебя. Что ты ей сказал, когда расспрашивал о травме?
Что снова перевернет ее жизнь, подобно торнадо, если она не начнет танцевать по-прежнему.
— Я сказал: разберусь! — рявкнул Вит в трубку.
— Не вздумай идти в театр и ее закладывать, понял? Она напугана, запуталась и никому не верит. Ей и без твоих нравоучений хреново. Поговорите на нейтральной территории. Я приглашу Нату в клуб, ты придешь туда же. Только скажи, в какой день.
— Сначала мне нужно все обдумать и подготовиться. Я перезвоню.
Скрипнув зубами, Вит сбросил звонок и перевел взгляд на дверь. Лететь стремглав и орать на Павленюк, не имея за плечами плана действий, было глупейшим решением. Но как продержаться следующие несколько дней, не открутив никому голову, Вит представлял слабо.
Наташа
Под «пылью» боли не существовало. Никакой вообще, и я понимала, что играю с этим соблазном зря, но не могла остановиться. Я танцевала, чувствовала, парила и получала все те же самые комплименты, что и всегда… не было только саднящих ран внутри. Я не уверена, что была когда-либо так самодостаточна или сознавала красоту этого мира столь остро. Меня больше не волновали поступки других людей, а ноги не терли ни одни пуанты. И уже не хотелось жить иначе. Я понимала, что стремительно скольжу вниз в ласковые объятия бездны, но неужели не лучше пробыть счастливой пять лет и умереть от передоза, нежели жить ходячим нарывом, воспаляющимся от каждой мелочи?
Ткнувшись носом в традиционный букет спонсора — уже два месяца как эустомы и пионы, я втянула их запах и почувствовала, как закружилась голова. Как же хорошо. Гримерная расплывалась перед глазами, в фокус попадали бесконечные букеты. Мне следовало спешить на встречу с Эдуардом, но усталое тело слушалось плохо, особенно — ноги. Как странно. Стянув пуанты, я увидела кровь и сначала не поняла, что происходит. Только потом осознала, что не так. Из-за наркотика у меня ничего не болело, а раз не болело — я забыла про пластыри и разбила все пальцы. Колено тоже раскраснелось и распухло, а место перелома начало темнеть снова. Но я ничего не чувствовала и оттого лишь весело рассмеялась — сквозь плотные черные чулки да в толпе никто и не заметит.
Когда я добралась до клуба, боль стала прорываться, и я пожалела, что поосторожничала и вколола недостаточно. Дурман начал отпускать, и на смену пришел страх и нервоз. Прежде чем встречаться с Эдом, следовало привести себя в порядок. Потому я, войдя в двери, огляделась в поисках туалетов.
— А вот и ты! — Эд перехватил меня прямо у дверей. — Как дела?
— Прекрасно, мне надо…
— Пойдем, — перебил он и потащил меня вглубь зала.
Я дернулась было в сторону, но вырваться не сумела. Эд же повторял, что все потом, и упорно тащил меня к вип-кабинкам, где музыка была почти не слышна. Зачем? У меня в сумке был заготовлен шприц, физраствор и пакетик «пыли». Какая-то пара минут, к чему спешить?
— Эд, мне нужно… — начала я, но осеклась, когда за отдернутой шторкой обнаружился Вит. Дыхание перехватило. Творилось что-то ненормальное, я ничего не понимала — пазл попросту не складывался. Ну или я была под кайфом сильнее, чем думала. — Зачем ты притащил меня к нему? — набросилась я на фотографа, предчувствуя неладное.
— Я попросил, — холодно ответил Вит. — Все в порядке, я разберусь сам.
Он кивнул Эду, но тот замялся в дверях.
— Помни, что ты мне обещал, — с намеком произнес фотограф и только после этого удалился.
Напутствие мне понравилось еще меньше. Я инстинктивно вцепилась в сумку сильнее. Казалось, стоит Астафьеву присмотреться повнимательнее — он увидит содержимое, как на рентгеновском снимке. Хотя нет, быть не может, чтобы он знал. Эд бы так со мной не поступил. Он понял, насколько для меня важен балет, а рассказать спонсору — все равно что обеспечить билет в один конец. Но может ли быть, что Вит здесь по другой причине? Неужели все дело в журналистах, которые прознали про нашу прошлую связь?
— Есть разговор, — сказал спонсор и уселся на низкий диванчик напротив. — Но для начала выпьем.
— Нет, — воспротивилась я. — К чему это? Говорите так.
— Ты чего-то боишься?
Он снова перешел на «ты» — очень плохо. Будет о личном? Точно сауна, что это еще может быть? Я поджала губы, злясь на себя.
— Наташа, — позвал Вит еще раз и вкрадчиво добавил: — Садись и выпей со мной. Это не быстро.
Морально готовясь к неприятностям, я бросила сумку на противоположный диван, оправила юбку и села. Закинула ногу на ногу и заметила, как Астафьев смотрит на мои ботильоны на шпильках. На такие только мужские сердца нанизывать. К слову, закрытый верх обуви с легкостью скрывал отек. Хотя давление чувствовалось. Только бы добраться до туалета, намазать ногу, обезболить. Эд просто паршивец!
