Он кинул в друга снятой с контейнера и скомканной фольгой.
— Убедил, — ухмыльнулся Михаил, — со мной ты еще мог бы поприкидываться. Но доверить девушку в чужие руки — ни за что.
Павел усмехнулся.
— Не слишком быстро у вас всё перешло в серьезную плоскость? — Михаил уселся в кресло, вытягивая ноги.
— Месяц с небольшим — это много или мало? Озвученным кажется вообще не срок, а по ощущениям, как будто всю жизнь друг друга знаем. Миш, с ней простые вещи приобретают значение. Из них складывается…важное. Запахи, книги, ветер, буквы. Прикоснется — и жизнь кипит. Она умеет от души хохотать в голос до лучиков вокруг глаз. Она честная, во всём. Вот сейчас просто спит на моем балконе, а мне хорошо. Говорить можем обо всём, но и молчать с ней не напрягает. Я кофе теперь без неё пить не могу — вкус исчезает. Была б моя воля, завернул бы её в этот гамак и никуда больше не отпустил. Пусть сюда привезут всё, что и кто ей нужен.
— Кто? Пустишь животных на свою территорию? — Миша спросил без обиняков, не скрывая удивления.
— У Насти нет животных, — и, четко выделяя каждое слово, добавил, — у неё есть дочь.
— И ты готов? — Мишка распрямился.
— Один плюс один не страшит, когда сам уверен, что она тебе нужна, — Павел смотрел в глаза товарищу. — А я уверен, — перевёл взгляд на балкон. — Настя не говорит вслух, но я знаю, что она придерживает развитие наших отношений по уже выясненным причинам, но и из-за ребёнка, в том числе. Однако, дочка — её часть, а я хочу эту женщину всю целиком. Полностью.
— Тогда у вас реально всё серьезно, — Мишка оперся локтями о колени, — и ты глубоко влип… — он хлопнул по бедру, — и я рад за тебя, чёрт тебя побери!
25. Дыхание (23 июня)
Утром, бреясь, Павел вспомнил, как она проснулась вчера, и улыбнулся собственному отражению в зеркале.
Он заметил, что дёрнулся гамак. Сделал знак Мишке исчезнуть по-тихому и, производя обычный уровень шума, вышел на балкон. Она отлежала щеку. Глаза с поволокой, лицо разрозовелось, волосы взъерошены с одной стороны. И вся она такая тянучая после сна. Кадык-предатель заходил ходуном. Её дыхание было размеренным, его же неконтролируемо ускорялось.
— Я уснула? В этом страшном, но очень удобном устройстве, — голос хрипловат, что подтверждало хороший глубокий сон. — Поразительно!
— Моё устройство воспитанное и ведет себя культурно, — он встал рядом, открыто её разглядывая, — и не посмеет выплюнуть красивую девушку, доверившуюся ему.
Она пригладила волосы и часто моргнула несколько раз.
— Не смотри так, я наверняка похожа на безумную сову.
Он хохотнул.
— Почему на сову?
— То есть с безумной всё очевидно, — она засмеялась. — Ночь в бдениях, днём уснула, но внезапно очнулась, перья в разные стороны и глаза слепнут от света, — она качнулась, пытаясь подняться.
Он подал ей руку, помогая выбраться из теплого уютного плена. Потянул на себя, но она увернулась, закрыла лицо руками и убежала умываться и приводить себя в так называемый порядок. Какой?! Известно только женщинам от мала до велика и не доступно мужчинам, потому что видеть её сонную оказалось очередным испытанием для всех его органов чувств.
Павел дополнительно похлопал себя по щекам, встряхивая волосами. Собрался. Впереди долгий день в офисе, но сначала Настя, кофе и их доброе утро.
— Не хочу, чтобы ты уезжал, — прозвучало вместо приветствия.
Она явно пришла с другой стороны, раз он не увидел в окно ее приближение, хотя, не отвлекаясь, следил за дорожкой из соседнего двора. Она остановилась за ним, окутав своим неповторимым запахом, и прижалась головой к основанию его шеи. Он полуобернулся.
— Я тоже не хочу уезжать, но, правда, очень нужно.
— Я понимаю, — она касалась его только сверху, но каждое нервное окончание вдоль позвоночника ловило исходящие от неё токи. — И надо, и важно, и что ты и твои ребята целенаправленно и долго к этому шли, и такой шанс не упускают, и что работы вложено невообразимо много, нервов и того больше, — она обошла его и забралась на стул. — И волнуюсь, что ты еще не вернулся в себя здорового, и что нельзя такое говорить перед поездкой, и что веду себя, как капризная девчонка, и кучу всего остального я понимаю, — немигающе впилась в него взглядом, — но я эгоистично не хочу, чтобы ты уезжал.
Она вздохнула и надула губы. Он наклонился, уткнулся лбом в ее лоб и похоже надул свои.
— Мне очень, — невесомо её поцеловал, — очень-очень-очень приятен твой эгоизм сейчас.
Она снова вздохнула и помахала в воздухе сложенным листочком.
— Я повторяюсь. Ведь раздражение, списанное с тебя, уже есть в отгадках, — выронила записку на столешницу. — Теперь, видимо, моя очередь послужить наглядным примером.
Он развернул бумагу.
Агрессивное, демоничное…
жаждою огня распирает,
безудержное, нестерпимое…
в части света тебя распинает.
— Как ты это делаешь? — посмотрел на неё с восхищением. — Обыденное раздражение оставим для меня. Здесь больше нападение, прорывание даже, через мучение, которое лишь подстёгивает и придает силы.
— Почти, — добавила ставшую неотъемлемой составляющую.
Он вернулся к тексту.
— Если бы я умел рисовать, — разгладил бумагу. — В голове именно эти строки сразу ложатся в картинку, сложную, со множеством планов и наслоением.
— Ты меня перехваливаешь, — Настя смутилась и сменила тему. — Во сколько завтра самолет? — она убрала за уши упавшие на лицо волосы.
— В полдень, — он спрятал ее зарисовку в карман. — Заскочу сюда к тебе, поднимусь в местный офис и в аэропорт.
— Обратно? — она взяла салфетку, чтобы чем-то занять руки.
— Пока с открытой датой, но, надеюсь, уложусь дня за четыре. Параллельно разберусь с накладкой по поставкам, — она мрачнела с каждым его словом.
— Я хочу тебя проводить, — вся подобралась, готовая отразить любые его возражения.
— Сам хотел тебя попросить, но подумал, что долгие проводы* — ну, ты знаешь, — он с трудом сдерживал желание подтрунить над ней.
— Я не буду плакать, — она улыбнулась, а в глазах посверкивают молнии. — Я буду сердиться и бухтеть. Готов к такой провожающей?
— Придется смириться, что поделать — бухти, только проводи меня, — он подал ей чашку. — Кстати, швы сняли.
— Замечательно, — она приняла и дзынькнула об его. — Когда успел?
— Вчера днем, — он отклонился назад, предугадывая выплеск её возмущения.
