Я незнамо в какой раз за ночь прикрыл лицо ладонью: только что были драма и слезы, и уже расспросы о супруге. Женское любопытство — величина неизмеримая, видимо.
— Раньше работала, — проверив и закрыв флот, ответил Жан. — Ушла, как забеременела. Речь, вообще-то, не о ней.
Я, кстати, не знал, что жена его была дилером.
— Я буду! — вспыхнули стажерские щеки. — Учить и тренироваться. Тут сложно все очень, но… увлекает.
В первый раз с начала наших совместных мучений Оленька взглянула на меня без страха и даже без ненависти. А я впервые подумал, что из нее все же может выйти дельный работник нелегкого, но крайне увлекательного игорного бизнеса.
Когда после традиционного зачина на Малой Садовой кто-то предложил поехать в бильярдную, я, право, не удивился даже. Полученная накануне денежка требовала "продолжения банкета", а бильярд в столь ранний час уже работал — это было одно из разведанных нами мест. Столы свободные по утру там практически всегда имелись. Еще там ценники на алкоголь вполне демократичные.
Свободных столов нашлось целых четыре: три американки и один русский. За последним обосновались Шпала с Джо, договорившись через партию меняться с пит-боссами. Мы с Иванидзе отвоевали одну из американок, опять же, через раз с девчонками, за другую встали Шипко и Коломийцев (я про этих парней еще не рассказывал, не приходилось к слову), с очередью из Окунева и Левентиса. Последний стол пожертвовали в пользу угнетаемых стажеров, потому как он был сильно в стороне от других.
Я свою партию слил относительно быстро: Рустам на уровень сильнее меня в бильярде, да и всех присутствующих. Он даже в каких-то специфических соревнованиях участие принимает время от времени. Как закончили, я пошел к приятелям, у тех наметилось серьезное противостояние. Мешать не стал, отчалил к бару. Там сидела Бартош с бокалом в одной руке и книжкой в другой.
— Что пьешь? — полюбопытствовал: содержимое пузатого бокала было разноцветное, украшено шпажкой с вишенкой, ананасом и чем-то оранжевым.
Мне казалось, в местном баре напитки простые и понятные: горькая, пиво, коньяк…
Таша подернула плечами.
— Вкусное, — и протянула мне бокал, намекая на вторую трубочку; не жадная девочка.
— Андрей, — позвал меня сзади знакомый до зубовного скрежета уже голос. — Научишь меня играть?
— Думаю, с меня достаточно на сегодня уроков и игр, — обернувшись, ответил я. Не в форменной одежде Оленька выглядела еще симпатичнее: вырез на блузке, разрез на юбке, вроде как на грани пошлого, но еще не за ней, все нужные выпуклости и упругости подчеркнуты.
— Обратись к Алле, — посоветовал я в ответ на невысказанный упрек, на отказ Оля явно не рассчитывала. — Она хорошо учит таким вещам.
"Таким разным вещам", — додумал я мысль, подозвал бармена, попросил себе такой же, как у Бартош, коктейль. И полностью проигнорировал недовольное сопение за спиной.
Но мне было без разницы, что и по какой причине ей от меня понадобилось, общество Овцы меня достаточно утомило в стенах казино, чтобы и свободное от работы время на нее тратить.
Питье оказалось приторно-сладким, и было передано Таше, я же себе заказал текилы. Порой стоит выпить лишку, или сделать что-то себе несвойственное. В философии Лошади есть здравое зерно.
Либо ты сбрасываешь пар, либо пар сбрасывает тебя: с тонкой натянутой лески под названием "душевное равновесие", с ума, с моста.
И я только хмыкнул, когда, засобиравшись с парнями домой (Джо вызвонила его девушка), заметил Кононову, со спины приобнимающую Оленьку. В процессе уроков бильярда, разумеется.
Я уже говорил, что под окнами моего дома раскинулся парк. Ну как, парк: зимою и летом, если дожди не зарядят безостановочно, он парк, весной он — болотце, осенью — гряземеска. Но то по земле, а с балкона седьмого этажа вид круглый год весьма приятен. Беда, конечно, что даже к дню нынешнему в парке ни черта не сделано в плане водоотведения, зато постоянно пытаются куски зеленой зоны перевести под застройку. Деревья в парке рассажены своеобразно, где густо, где пусто, но все равно — нравится он мне.
Что еще рассказать для полноты картины? Памятник "Колокол мира", с журавлем над колоколом, копия памятника жертвам ядерной бомбардировки Нагасаки, ответный дар японской стороны на "Мать и дитя", установленный в их Парке Мира. В начале августа он звонит… Я пишу: памятник, а не памятники, потому как композиция из четырех гранитных арок, вложенных одна в другую, с аистом, вьющим наверху гнездо, откроется позднее. Текущим летом там только закладной камень.
Еще белочку можно встретить, если повезет.
С чего я вообще решил углубиться в зеленые, но не дебри? Так Кошар напросился на прогулочку, грамотно обосновав ее полезность, причем в первую очередь — для меня.
Речь о похмелье. Намешал я к пиву текилы поутру, конечно, зря, они мне и аукнулись при пробуждении. И спал совсем недолго, меньше четырех часов — это стандартная реакция моего организма на встречу птички "перепил".
— Апельсинку? — с издевкой (возможно, существовавшей лишь в моем воображении) спросил Кошар, когда я ввалился, взъерошенный и квелый, в кухню.
Он поддел когтем оранжевую кожуру, прорезал ее ровнее, чем я бы сделал с помощью ножа, и выложил на блюдце нарезанный на четвертинки фрукт.
— Ни квашеной капустки, ни рассолу огуречного в хозяйстве не имеется, а бить клин клином я тебе не советую.
— Это подарки вообще-то, — хрипло выговорил я, поморщившись: дыхание ощутимо отдавало винной бочкой.
А "клин клином" — это заревой батюшка обнаружил, по всей видимости, пару бутылок абсента, непочатых, дареных и запыленных.
Я распахнул окно, подхватил с блюдца сочную четвертинку, чтобы случайно услышать, как соседский магнитофон спрашивает меня голосом Земфиры:
Хочешь сладких апельсинов,
Хочешь вслух рассказов длинных?..
[2]
Рассказов на болящую голову я не хотел, апельсин ел по рекомендации. А вот когда песня дошла до строчки с соседями, что мешают спать, заподозрил неладное. Понимаете, при работе по ночам, на сон отводится дневное время, шумное в любом многоквартирном доме, а у меня один сосед — любитель послушать музыку погромче, другой — запойный алкаш, поколачивающий жену, скандалы с воплями и грохотом со стороны их семейства мало уступают в частоте выходам программы "Время". На их фоне иногородняя соседка-скрипачка, снимающая комнату в той же двушке в конце коридора, где живут пьянчужка с женой, сыном и чьей-то матерью (не в обиду, я действительно не в курсе, кем приходится суровая громкоголосая дама, мамой алкашу или тещей), смотрится сущим одуванчиком. Другие соседи тише и потому для меня незаметнее. С момента появления Кошара на моих квадратных метрах я перестал просыпаться от громкой музыки, от громыханий, от визгов…
