— Ханна, ты кого-то ждешь? — я решил, что стоять перед выходом вдвоем, мозоля глаза охране, глупо.
Луккунен резко кивнула, затем еще резче дернула подбородком вперед.
— Мне — в ту сторону, — я махнул рукой направо, вдоль Кленовой. — А тебе?
Не затруднив себя ответом, Ханна зашагала вдоль здания. Я двинулся следом, вздыхая и покачивая головой.
За свою недолгую дилерскую карьеру жизнь ни разу не сводила меня за одним столом с Ногами, так что я не знал, как она говорит с клиентами, как проговаривает выплаты, ставки и всякие там: "Сплит? Дабл? Много!" — на том же блэкджеке. Но если она и в работе общается так же, как вне ее — я вообще не понимаю, за что Ханну держат в штате. За остроту зубов?..
— З-за Волчье п-поле, — остановившись на пересечении Кленовой и Замковой, почти под стенами Инженерного замка, сообщила мне моя попутчица цель своего путешествия.
Я напряг мозг: где-то я слышал это название "Волчье поле", причем буквально недавно. Вспомнил: это Мал Тихомирыч так назвал место нашей со служивым воскресной встречи. Площадь возле Финляндского, ранее Финского, вокзала, и окрестности.
— Нам по пути, — смирился с неизбежным я.
— З-знаю, — махнула челкой Луккунен.
Мы почти вышли к набережной, и я озадачился по новой вопросом гостинцев: как их передавать при Ханне?
— Нах-ходько, — обернулась на каблуках Луккунен. — Друг?
Вопрос был хороший. Злободневный. Я гнал от себя мысли, что мой приятель может оказаться немножко не человеком, если дать ему прикурить да глянуть, как на Ноги. Кем тогда? Животным? Оборотнем? Какие там еще варианты-то есть?.. И вытекающий вопрос: дружба между зверем и человеком — возможна? Или даже так: между хищником и его трапезой? Может, чтобы было вкуснее кушать, сначала трапезу следует… приручить? Приправить фэнтезийным содержимым мозги, попарить в баньке, чтобы мясо стало нежнее?
— Друг, — с уверенностью ответил я, отметая весь нафантазированный бред.
Пока не доказано обратное, Шпала — мой друг. Я ничего, кроме добра, от него не видел.
— Можешь меня с-с ним?.. — она зависла, кажется, подбирая формулировку.
— Он женат, — поспешил внести ясность в деликатный момент.
Ханна замотала головой.
— Нет! Говорить. Мчать рядом. В ночи, — оказалось, страшненькая, угловатая Луккунен может быть романтичной. — Не вдвоем, не вместе. Рядом.
Еще недавно я решил бы, что Ханна хочет вступить в байкерский клуб, с которым периодически гоняет на механическом звере Макс. По ночам в основном гоняет, когда трассы относительно пусты.
"Ну их, эти прятки, псу под хвост. Или лису. Полярному", — решил я. Мы вроде как оба не совсем те, кем выглядим. Ханна — чернобурка, я — огнетушитель.
— Это потому, что он — как ты? — спросил я, внутренне подбираясь: далеко не факт, что она отреагирует дружелюбно, я прежде опыта общения с лисичками не имел. — Ханна, я видел твою… другую личину.
Я смотрел, как заостряются ее и без того резкие черты лица, как наливаются кровью глаза. Как подается вперед корпус, как плечи уходят вперед, и спина скругляется.
"Доброхот из страны непуганых идиотов, сейчас тебя тупо сожрут. И поделом", — костерил я себя, готовясь принять бой. Пустынные улицы, раннее утро, я и горячая финская девушка неподалеку от набережной реки Фонтанки, в водах которой, в случае моей неудачи, с радостью припрячут мои бренные останки.
Она преодолела метр пространства, отделяющий нас друг от друга, одним смазанным движением. Распрямилась, вытянула руки вдоль тела. Запрокинула голову, обнажая горло.
— Убей, — не знаю, чего в ее голосе было больше: ярости или тоски.
— Тише, тише, — как можно размереннее произнес я, чуть оправившись от шока.
Я ведь биться за жизнь собрался уже, а не отнимать чужую. На ровном месте.
— Ханна, я не собираюсь причинять тебе вред, — нескладная, неказистая девушка продолжала стоять с подставленным горлом. — Возможно, я как-то не так выразился, расстроил тебя. Успокойся. Никому не нужно умирать. Никаких глупостей. Я — не враг.
— Не с-сын Керейт-тар? — она дернулась, опустила наконец голову, всмотрелась в меня так, будто дырки в черепе взглядом просверливая. — Дал огонь. З-закрыт оборот. Ты лжешь? Лучше смерть, чем в лапы золотых!
Последнюю фразу она выкрикнула, позабыв про заикание.
— Я по батюшке Дмитриевич, а мать зовут Богдана, — начал я по пунктам опровергать обвинения. — У ма редкое имя. Не спутать с твоим Кере… что-там. Про этого… эту Керь я слышу впервые в жизни. С огнем вышло случайно: был рядом, решил помочь. Оборот — это вообще не ко мне. Я не лгу, все, мною сказанное — правда. И уж точно я не хочу ни в какие лапы тебя отдавать, ни в золотые, ни в титановые.
Из Луккунен будто бы вынули стержень: она покачнулась, осела. Я кинулся было подхватить: тротуар грязный, но не понадобилось. Она села на корточки, обхватила себя руками, начала раскачиваться из стороны в сторону. Издала странный звук, похожий не то на всхип, не то на скулеж.
Мне совсем несвоевременно вспомнилось, что где-то тут в давнишние времена, еще до шведских владений, были финские деревни. Или дальше? Вот так потянет эрудицией блеснуть, и сам себя физиономией в грязь.
— Мне побыть с тобой? — спросил я в растерянности: как-то не приходилось мне бывать в подобных ситуациях, не умею я утешать девушек.
Не говоря уж о девушках-оборотнях.
Ханна замотала головой. Я не стал гадать, то это девчачье: "Нет", — которое следует воспринимать как: "Конечно же, да!" — или это был всамделишный отказ. В моих интересах было нет, которое нет. Его я и выбрал.
— Я отлучусь минут на несколько, — сообщил я расстроенной финке. — И вернусь. Не уходи никуда, пожалуйста.
И устроил себе короткую утреннюю пробежку вдоль Фонтанки. Остановился, не добежав чуть-чуть до ремонтируемого Пантелеймоновского моста. Повертел головой: никого, ни машин, ни прохожих, ни дворников. Поставил пакет с гостинцами на гранитный парапет над птичьей статуей.
— Не серчай на меня, водяной дедушка, — по наущению Кошара выпалил в прохладный утренний воздух. — Обиду нанес по незнанию. Принес тебе да твоим девушкам малость малую, но в воду не брошу, чтоб никого не пожечь.
Эту речь овинник меня заставил репетировать перед зеркалом в прихожей, и велел, чтобы на сей раз без огненных цветочков и прочего самоуправства. Мне пришлось согласиться с тем, что хамство с моей стороны имело место быть. И потому оттарабанил, как по писаному.
Темная вода лениво плескалась, не снисходя до ответа.
Я пожал плечами.
— Худой мир лучше доброй ссоры, — добавил я все ж таки отсебятины. — Я побегу обратно, меня девушка ждет.
И побежал, хотя совсем невелика была моя вера в то, что Ханна меня дождется. Ее уход меня бы не расстроил, хотя про неведомую Керь и каких-то золотых разузнать хотелось бы. Не люблю, когда мне говорят: "А", — а весь остальной алфавит предлагают отыскать самостоятельно.
