Особое деревенское удовольствие — посещение уголка задумчивости с дыркой под крышкой. Среди важных покупок перед выездом значилась и мягонькая туалетная бумага, чтобы хоть как-то смягчить этот непростой для городского меня момент. А то мы уже раз приехали неподготовленными: оказалось, деревенские на эти цели расходуют печатную прессу, а в единственном магазине в пешей доступности, что в селе Вейно (это с полчаса ходу быстрым шагом), нужные рулончики не всегда имеются в наличии.
Я помахал веником в сенях и комнате, совмещенной с кухней, натаскал дров и воды. На словах просто и быстро, а на деле спуск к речке довольно крут. Метров двадцать сильного уклона по узенькой тропке, выложенной камнями на самых затруднительных для подъема и спуска участках. И все это с пятнадцатилитровыми ведрами, в три ходки. Под щебетание и стук дятла по высоченной сосне на краю склона.
Перед тем, как ту воду начать набирать, я разложил на мостки немудреный набор подарочков воднику: хлеб, табак, гребень да гребешки. Восхитился искренне, вслух, веселой журчащей речушкой. Дружно снующими в блестящих водных струях мальками. Вода в Вейнке холодная, даже в середине лета — дело в ключах. В принципе, воду из нее можно пить, но в реку и вода после мытья сливается (все деревенские бани вдоль реки стоят, по обе стороны), и белье в ней полощут. А вода из прибрежных ключей, ледяная — аж зубы сводит — куда как вкуснее.
К третьей ходке с ведрами мостки были пусты, что я счел добрым знаком. Мне почему-то казалось, что у такой бойкой речушки и водный хозяин должен быть с легким, незлобивым нравом. Пока я занимался физическим трудом, Кошар, бурча и фырча, периодически выкатывался мне под ноги, но внятного ничего не сообщал. Я не лез в его своеобразную инспекцию: закончит — сам все скажет. Связываться с газовым баллоном, чтобы включить плиту, я поостерегся, обошелся электрической плиткой для разогрева воды. С собой у меня были крупы и консервы, но в первый вечер я решил обойтись чаем с бутербродами и печеньем.
— Есть кто дома? — раздалось от дверей.
Ага, как я и ожидал: местные заметили оживление дядькиного дома, пришли выяснить, кто и с какой целью пожаловал.
Правда, я думал, бдительный сосед будет из старшего поколения, а парень, который пришел к свистку вскипевшего чайника, был мой ровесник.
— Приветствую, я — Кирилл, — представился визитер, протянул для пожатия руку, такую же здоровую, как моя. — Первый дом.
— Андрей, племянник Демьяна Бельского, — ответил на крепкое рукопожатие я. — С недолгим визитом. Чай? Как раз вскипел.
Остатки заварки ма, что были для меня на вес золота, я в деревню, разумеется, не повез. Обошелся "липтоном" в пакетиках. Чай, печенюшки и грильяж в шоколаде поспособствовали налаживанию контакта. Так, я вскоре был осведомлен, что дальний двор принадлежит пасечнику, и у него можно достать отличный мед. У моих соседей-пенсионеров всегда можно разжиться свеженькими овощами прямо с грядки. Дали мне, подмигнув, контакт деревенского самогонщика. Еще я получил наводку на свеженькие яички и на молочко, коровье и козье — и молоко, и яйца на той стороне реки.
При упоминании молока нарисовался Кошар, принялся тереться мне об ноги и — впервые в его исполнении слышал — мурчать.
— Ого! Ничего себе кошатина, — восхитился Кирилл. — Из города привез?
Парень был круглолиц и рус, прямые волосы доходили до шеи. Крупные веснушки почти что вывели по его лицу полосу от скулы до скулы через переносицу. Был он пониже меня, но помощнее в плечах.
— Да. Он тут отлично обустраивается, — хмыкнул я, провел рукой по серой шерсти. — Будет тебе молоко, будет. Завтра же и схожу.
Пушистый вымогатель мявкнул и ускакал. Продолжать инспекцию.
— Лучше всего к Нине Ильиничне идти с утра, часиков в семь-восемь, — посоветовал "абориген". — А на обратке к нам загляни, вместе и позавтракаем.
— Неудобно… — начал отнекиваться я.
— Глупости, Лидка моя только рада будет, — отмахнулся он, дернул головой; волосы откинулись в сторону, приоткрыв ухо с заостренным кончиком. — В кои-то веки ровесник, а не старые грымзы с хрычами. Раньше тут поболее молодежи было, но много кто перестал приезжать. Соглашайся! Оладьи с вареньем. Земляничным.
Я изобразил раненого и даже почти умирающего: земляничным вареньем он и впрямь сразил меня наповал. Оно у меня под номером два в списке любимых, сразу после морошкового. На что к сладкому ровно дышу, а варенье — это отдельная категория.
— У меня к тебе два вопроса, мурлыкин, — громко сказал я, проводив гостя; тот засобирался домой вскоре после обещания заглянуть с утра. — Вопрос первый: сколько брать молока и зачем оно нам? Если в блюдечко, полакать…
— Домовик чахнет, дом дряхлеет, — выскочил серый комок у меня из-под ног. — И зол он сильно, выходить-говорить не желает.
— Молоко — домовику? — уточнил я и погромче добавил: — Не сердись и угощайся, домовой дедушка, меня и хвостатого не стесняйся.
Кошар важно кивнул.
— Ему кринку, да нам кринку. Да к молочку малинку — за домом уж назрела.
— И второй вопрос: этот Кирилл — кто? — пока Кошар не перечислил все, что унюхал полезного в округе, спросил я. — У него уши почти как у эльфа, но комплекцией он ни разу не эльф.
— Мыслишь: альв, скоге али сид он? — овинник запрыгнул на стул, который прежде занимал Кирилл, повел носом. — Не знаю. Нет. Плакун-траву чую, она все прочее отшибает. Ты ведь сокрытое видеть научен, выбери момент да вызнай.
— Шерстистый, тебе там в рюкзаке не напекло? — поморщился я. — А если он опасен? И поймет, что я узнал о нем то, чего не следовало бы? Мне вот совсем не хочется, чтобы меня на вилы подняли или тюкнули по темечку и прикопали. Этот, как его… жальник, вон, потом на полянке соорудили, чтобы трюфели собирать. Законники далеко, а мы тут чужие всем.
— Огонь великий! — выпучил глаза Кошар. — Ты начал думать о том, что воспоследствует! Опробуй тогда безопасный путь: спроси имя рода у этого Кирилла. Может, из него что поймем, особенно, ежели он из ненашенских. Но пришел он к дому не со злом, за то не сомневайся.
— Спасибо и на том. Спрошу.
Я махнул рукой и занялся дальнейшим обустройством. До сна хотелось изобразить нечто похожее на цивилизацию, раз я сюда на несколько дней "понаехал".
Под вечер я под чутким руководством заревого батюшки разжег огонь в печи. Без спичек, бересты и бумаги для розжига. Без цели согреться и уж, конечно, не для готовки, хотя в печи дяди Демьяна, по заверению Кошара, и хлеб с пирогами прежде пекли, и каши варили, и мясо томили. Я мог бы сослаться на тренировку (в общем-то, это она и была), но на деле — огонь был для уюта. Трескучий, радостный, завораживающий.
Мы с шерстистым уселись на подметенном и даже помытом мною полу, пили "липтон", смягченный свежей мятой, найденной в огородных зарослях чутким нюхом Кошара. Заедали свежесобранной спелой малиной из общего блюдечка. Второе такое блюдце овинник унес куда-то за печь, обиженному невесть на кого домовику.