Книга Днем с огнем, страница 45. Автор книги Карина Вран

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Днем с огнем»

Cтраница 45

— Чем я могу помочь?

— Печь… разожги. Меня — рядом. Поспать.

Кошар спал до полуночи. Я сидел рядом с ним почти неотлучно.

— Молоко не все без меня выпил? — зевнув, потянулся мой серый товарищ. — Если осталось маленечко, я бы не отказался.


Хвостатый не только не помер, он развил по утру бурную деятельность. Мало ему показалось сгонять меня за молочной продукцией, он меня в село решил отправить. За свежим хлебом, дрожжами и мукой: пирогов из печи, понимаете ли, захотелось ему нестерпимо.

— Ходи, не торопясь, — напутствовал оклемавшийся манул. — Мне дюже охота разговорить горемыку нашего, а при тебе он говорить не станет.

— Разговорить — или отмутузить? — зачем-то решил уточнить я. — Вообще, хвост вчера мог бы и не трепать: не такая страшная высота была. В худшем случае, сломал бы пару костей, а то и вовсе обошелся бы ушибами. Живой огонь бы справился.

Серый хвост с силой ударил по тропинке: общались мы за пределами дома.

— Лупцевать темного я и при тебе могу, — без угрозы сказал Кошар. — А вмешался — по наитию. Что-то диковинное тут с моим нюхом творится. И с нюхом, и с разумом. Как обвис ты, меня аж хлестнуло: а вот ежели его в падении дернет что, обернет маковкой к низу?

Я потянул шею, покрутил головой вправо-влево. Живо представилось, как с хрустом ломаются шейные позвонки.

— Что или кто? — спросил я, не столько Кошара, скорее сам себя. — Спасибо тебе за спасение. Но ты силы-то рассчитывай. На тебе с таким расходом шерсти скоро проплешины будут.

За такой себе шуткой я замаскировал тревогу прошедшего дня.

— Лучше шерстины горючие, чем горючие слезы, — махнул лапой в сторону дороги заревой батюшка: ступай, мол, не отнимай мое время на пустую болтовню.

Я оценил каламбур. Думаю, даже па эта фразочка овинника пришлась бы по нраву.


Раз надо было идти в Вейно, я совместил нужное с нужным. Зашел на могилу к дяде Демьяну. Прикрытое зеленью кладбище было не особенно велико, но походить по обители скорби пришлось. Вроде бы не жалуюсь на память, но расположение могил — не то, что мне хотелось бы в ней (памяти) хранить.

На надгробии не было эпитафии. Только ФИО, годы жизни и фотокарточка. Дядя и па были похожи, только черты у дядьки были крупнее, грубее.

Полоть сорняки я не стал. Поросло и поросло, не за тем пришел. Я налил в прихваченный из деревенского дома стакан водки до краев, поставил перед обточенным камнем. Вскрытую бутылку оставил рядом — будет радость местным пьяницам. Я и покупал-то водку перед выездом не для себя, а для этого вот визита.

Постоял, помолчал. Говорить было нечего: мы были родней по крови, незнакомцами по сути. Пошумели ветвями деревья. Никакой мистики, просто ветер.

Этот ветер, поднявшийся внезапно и разбушевавшийся особенно сильно, когда я дотопал до села, толкнул меня к небольшой авантюре. Обратно в Журавлев Конец из Вейно я решил пройти по лесной тропке. Кирилл показал мне тропу только с нашей стороны, но добрым словом и конфетами из местных чумазых детишек удалось вытянуть и второй, сельский конец тропы.

Слову верному, как к лешему обратиться, Кошар меня обучил. Зазубрить заставил: к огню с опаской относится все лесное, от деревьев до живности. От вежливости и демонстрации мирных намерений зависит, пустят ли меня в тот лес… И выпустят ли.

Свежий круглый хлеб я раздобыл в единственном на все село магазине. Его тут и пекли, как продавщица сказала. Благодаря этому подношение лесовику у меня имелось, как и наученное вежество. Солнышко поднималось по небосклону, идти было всего ничего. До сумерек, если верить Кириллу, я успевал раз двадцать туда и обратно пройти по тропинке весьма неторопливым шагом. В кабанов в такой близости от жилья я не верил, иначе не отпускали бы мамани по тропе детвору. И по ветродую я не хотел долго ходить.

Как в таких случаях обычно говорится: ничто не предвещало.


Я шел, насвистывая — шуметь, обозначая свое присутствие, советовали еще на походных инструктажах. Дикий свинтус, если он тут и впрямь обитает, равно как и прочее зверье, не должен сам стремиться к встрече с человеком. А услышав загодя — отойти вглубь леса, "сохранив лицо" и, возможно, жизнь. Может, свою, может, глупого человека, который приперся на чужую территорию. Если бы я хотел зверя выследить, другое дело, а мне всего-навсего надо было пройти без опаски. Потому я негромко свистел, без зазрения совести наступал на хрустящие веточки, шумел ветками.

Вскоре шуметь пришлось уже по делу: меня прицельно атаковала туча мошкары, и я отломил от какого-то деревца ветку с листьями, чтобы отмахиваться. Начал понимать, за что деревенские ценят и любят ласточек: те ловят на лету насекомышей, и мелкие кровопийцы меньше досаждают людям и домашним животным.

К мошке вскоре присоединились комары. Гудящие, крупные, голодные. Никаких средств защиты у меня с собой не было — не предусмотрел. Только и оставалось, что обмахиваться. Минус себе за забывчивость, а плату брали с меня моей же кровушкой особо рьяные насекомые.

Кроме меня и комарья, шумел еще и ветер. В лесу он был не так ощутим, зато поскрипывал затрухлявевшими стволами и листвою шелестел только так. Птицы, наоборот, притихли.

Я шел по тропке, лупил по плечам и спине своей веточкой. И вспоминал — просто, чтобы отвлечься — ночную беседу с Кошаром. После его сна и нашего совместного ночного перекуса я спросил его, почему мне с усилием даются малые лепестки пламени, а он может чуть ли не воздух воспламенять. Хотя я, по его же, Кошара, заверениям, должен повелевать любым огнем, во всех его проявлениях.

— Наклони головушку, — вкрадчиво сказал в ответ манул; когда я это пожелание исполнил, кошачья лапа постучала мне по лбу. — В этом дело. Разум в путах. Силушку вбухивать — тщета, ежели разума нету.

— Так красиво по моим умственным способностям давно никто не проходился, — хмыкнул я с легкой обидцей. — А как же: сила есть — ума не надо?

— Ты слишком людь, Андрей, — вздохнул овинник. — Мера на все — вбитая, как у всякого человека. Ты делаешь шаги в мир Ночи, но только ногами. И то, словно тать. Голова твоя в мире людском. Как сбросишь путы, как осознаешь но́чное бытие — все сменится. Тогда ты пойдешь не как тать, а как сильник, и потуги мои с шерстинами померкнут на фоне великого твоего жара.

— Неужели нельзя слова попроще подбирать? — я потер виски: перенервничал, голова разболелась. — Молоко прокиснет, если ты вдруг станешь выражаться понятным мне языком?

— Привыкай верить в себя, — махнул лапой Кошар. — Сходу пламень до небес вызывать не стоит, но научиться принимать суть свою ты должен. Для того мы и здесь — учить тебя скидывать путы.

— Инакомыслию? — ввернул и я занятное словцо.

— Познаванию.

Мы еще немного поперекидывались словами прежде, чем я отправился на боковую.

"Принимать суть", — хлопнув себе по лбу измочаленным листом, подумал я. — "Сейчас кому-то мы поджарим хоботки".

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация