Шерстистый изогнул хвост знаком вопроса.
Я закашлялся.
— Боюсь, не получится. Он все-таки…
"Не совсем кот", — я замялся, не зная, как бы это так преподнести помягче. Для всех присутствующих.
— Слишком воспитан, да? — вздохнул Кирилл. — Санкт-Петербург, культурная столица. Даже котики не гадят мимо лотка.
Образовавшуюся неловкую паузу после ухода Антонова, в течение которой тело манула всем собой спрашивало: "Что это было?!" — а я скромно шаркал ножкой, мол, это не я, это все он, оборвал своим появлением домовик. Еще утром я на него был сердит, а теперь — прямо-таки рад появлению.
— Ехид будем бить? — деловито спросил защитник жилища. — Демьян так баял: женщин бить нельзя; бесовок, мертвячек, кикимор и ведьм бить не с руки. И на руку мотал енти-вот ремешки. Ради-для сподручности.
Штука, что протянул мне домовик, была сделана из шершавой кожи с металлическими заклепками. Тонкий ремень, как я понял, предполагалось наматывать на руку, так, чтобы заклепки располагались от запястья, по пястным костям, доходя до суставов первой фаланги. Заклепки были разные по форме и по цвету. Были гладкие и не очень бляшки, были и шипы. Металл попадался как совсем светлый, так и почти черный, как матовый, так и блестящий.
Цестус, вспомнилось мне название. На манер римского: шипы — это оттуда.
— Серебро, железо, железо небесное, — затрепетали усы Кошара.
Не знал, что его нюх — или чутье — и на определение металлов работает.
— У дядюшки, похоже, была небезынтересная жизнь, — задумчиво сказал я, держа в руке предмет, знакомый мне только по картинкам. — Нелид, ты это и хранил?
Домовик, выглядящий еще пристойнее, чем поутру, глянул на меня с опаской. На всякий случай втянул голову в плечи.
— Не только, — признался дух-хранитель. — За другое — не спрашивай.
— Не стану, — заверил я домового; отпустить его отпустило, больше он на припадочного бомжика не был похож, но тревожность в нем все еще чувствовалась. — За подарок от дядьки — спасибо.
Не думаю, что Демьян Бельский давал прямое указание домовику презентовать мне эти ремешки с заклепками. Вроде: как сцепится племяш с заразами из местных — выдай ему в помощь. Но и не упомянуть дядюшку не мог, его же вещь. Была. И станет моей — чувствую.
Вот какой-нибудь меч-кладенец в моих руках оказался бы, скорее всего, красивой исторической железкой. Тяжелой и бесполезной, ввиду неумения обращаться с холодным оружием. Не научен, не было нужды. А кулаки прикладывать к разным частям тела противника — научен. Сущая мелочь осталась: научиться обмотку правильно делать. И привыкнуть, что на руке не перчатка боксерская, та не усиливает удар, а смягчает.
Но в этот день опробовать подарок мне не удалось. Пока я крутил-вертел в руках "мою прелесть" (да будет профессору светло и радостно там, куда он отправился) с улицы раздался женский окрик. Противный такой — Алла Леонидовна пожаловала.
— Сбереги, — передал я ценность обратно домовику.
Впопыхах мотать кожу на руку не стал. У меня имелись огонь и язык, их для общения с ведьмами должно было хватить за глаза.
— Здравствуйте, — изобразил я вежливость, подойдя к провисшей калитке; с нее и крючок давно был сбит. — Не скажу, что рад вас видеть, и потому не приглашаю внутрь.
Шерстистый вышел вместе со мной. Тут не город, никого не смутить разгуливающим по улице кошаком.
Ведьмы явились втроем. Я ожидал двоих, с мыслью, что кто-то из них останется рядом с болезной. По сути, ничего не менялось в раскладе, две или три против нас с Кошаром "ехиды", как домовик их назвал. Меня все еще несло на волне куража, а при таком настрое море не то, что по колено, оно так, пяточки намочить.
Кроме Аллы Леонидовны, передо мной стояли птичница Вилма, светловолосая молодка обычной наружности, и дама с седыми волосами, забранными в пучок, к коей так и просилось определение — аристократка в изгнании. Осанка, рука на трости, взгляд — она была мне по грудь ростом, но ухитрялась смотреть на меня сверху вниз.
— Ты кто-чей будешь? — властно спросила дама.
"Так ты кто-чей?" — живо вспыхнул перед глазами момент встречи с Ярой. Видимо, усталая женщина, утащившая в тот день малявку, приходилась Ярославе матерью, а это — бабушка. С тем, что сказал мне Антонов, пока все сходилось.
— Племянник Демьяна, — ответил я почти так же, как и Кириллу в день приезда. — С чем пожаловали, леди?
И пусть в этом захолустье никто не посмеет сказать, что я не умею хамить с претензией на стиль!
— Так вижу: ябедница-вешница на хвосте принесла наветы, — вышел вперед меня Кошар, чинно уселся на примятую траву. — И пришли с тебя брать за обиду. Да только ошиблись: ты в праве гостя был, тогда как вешница вознамерилась взять не свое. В доме, в кой вошла, как гостья.
Пока шерстистый вещал, я вспоминал, где слышал про вешницу и обдумывал заковыристый вопрос: нормальное ли вообще сочетание — овинник-адвокат? Про вешницу, кстати, вспомнил: старший из законников говорил про форточку, в которую могла влететь вешница-сорока. Он это связывал с ведьмами… А я до сих пор не уточнил взаимосвязь сорок и ведьм у дружественного источника знаний о мире Ночи.
— Алла? — перевела грозный взгляд сначала с меня на овинника, потом с овинника на брюнетку седая леди.
Уж не знаю, какое место в иерархии занимает (занимала?..) помирающая Алевтина Павловна, но среди пришедших главной была — именно бабушка Яры.
— Ах ты, мерзкая тварь! — заверещала упомянутая Алла, занесла ногу, чтобы пнуть Кошара.
Огненная черта между шерстистым и ведьмами вспыхнула, взметнулась ввысь, на мгновение закрыв от нас противниц, а затем опала. Только темная полоса по краю грунтовой дороги осталась, как напоминание.
— Я очень миролюбив, — сказал я, внимательно оглядывая троицу: отшатнувшуюся в испуге птичницу, перекосившуюся Аллу и непоколебимую седовласую старушку. — И знаю, что "тварь" означает творение. Но что до прочего…
— Мы поняли, — выставила вперед руку старая леди. — Виры не будет. Полагаю, эта встреча не последняя, племянник Демьяна. Мы уходим, нам нужно облегчить страдания нашей сестры.
Она крутанула ладонью, и вся троица двинулась к первым домам, надо полагать, к пострадавшей Алевтине. Уходили они эдаким неравнобедренным треугольником: вершиной впереди бабушка Яры, сзади и по бокам Алла и Вилма.
— Однако, быстро закончили, — заметил Кошар. — Грибочки и пироги не остыли.
— Не слишком ли быстро? — усомнился я.
— Вящая мудра и сильна, — овинник направился к дому. — Ведает и зрит куда как больше, чем ее холопки.
Эх, а я-то приготовился "глаголом жечь сердца людей". Или просто — жечь. Без глаголов.
Не самих ведьм. Что-нибудь в округе, вроде того же дровника. Для пущей убедительности. Но: нет, так нет. Дровник мне и самому пригодится. И пейзаж мне нравится в том виде, как есть.
