Для чего зазвала меня к себе Палеолог? Глянуть на пылинку с доски? Вблизи, под лупой? Предложить покровительство? Хотя это — едва ли, хотела бы, предложила. Поделиться соображениями о служивых? Или же вся соль была в последнем-деликатном вопросе?
Я уперся лбом в спинку сиденья маршрутки переднего ряда. Охладить головушку от жара дум о пластик. Еще недавно мой удобный мир был понятен. Доступен. Ощутим. Вот, как сиденье, на которое я взгромоздил пакет с дареными пирожными.
На сидении — пара шерстинок. Наверное, здесь до меня ехала дама с собачкой. Миниатюрной тявкалкой… И запах песьих лап.
Когда мой мир перевернулся, почему я не перевернулся вместе с ним?
"Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте", — так, кажется, говорилось в "Алисе в Зазеркалье". Занятно: в полном иносказаний и всяческих необычностей повествовании о девочке и шахматной доске — не о той ли стороне мира речь? Впрочем, оставим, как говорит Федя Ивановна.
Когда меня закрутило, что сделал я? Уцепился за осколок "земли с твердым грунтом", за привычный распорядок жизни? Что бы вообще я делал, не подбрось мне клубок случайностей узелок — встречу с манулом у помойных баков? Ответ очевиден: загнулся бы, не отходя далеко от кассы.
Меня мотало, штормило, а я делал вид, что ничего особенного не происходит, что все под контролем, все в порядке вещей. Ничего такого, с чем бы я не справился. Как… как собачью какашку в проруби мотало меня. А я находил себе оправдания, бултыхаясь в той проруби. Бессмысленно и беспощадно.
В блокнотике жизнеописания — на книгу это не тянет — я был сам себе герой и сам себе злодей. Сам себе злобный баклан.
Не так. Такой себе геройчик, такой себе злодейчик.
Рукописи не горят, историю не перепишешь. Что, если напрячься, смогу ли я хотя бы эпилог приличный дописать? Выпрыгнуть из проруби, стать чем-то более… твердым, чем натуральное топливо для огня?
— На остановке, пожалуйста, — попросил водителя.
От ближайшей остановки до дома еще было топать и топать. Самое то: мерными шагами выбить из себя лишнюю дурь. А на освободившееся место в ближайшее время утрамбовать все, что может поведать мне о пламенном даре Кошар. Все, чему он может меня научить.
У Таши вызнать теорию, историю и вообще все, что она успела узнать от бабки. С учетом успешного эксперимента с живым огнем — мне есть, чем отплатить ей за сведения. По знакомству расспросить об оборотнях и вурдалаках Шпалу и Джо соответственно. Знания лишними всяко не будут. Это та валюта, что не обесценивается со временем.
План был строен, хорош. Вполне осуществим.
— Какая неожиданная встреча, — услыхал я и понял, что припозднился с планами. — Владыка огневой. Новоявленный!
— Семен Ильич, — изобразил восторг от встречи; после натурального лицедейства у Палеолог надевать и снимать личины было легче легкого. — Хотите пироженку? Вы скверно выглядите.
Подполковник, похоже, давно не высыпался. Таких синяков под глазами, как у него сегодня, я у себя даже в периоды сессий не наблюдал. Черно было аж до скул.
— Пожалуй, откажусь, — Рыков подернулся, будто я не свежих кондитерских изделий ему предложил, а живых (и тоже свежих) червячков, шевелящихся, с землицей на мясистых телах. — Удачно, что мы пересеклись. Неожиданно, но удачно. Уделите несколько минут?
И замолк, выжидательно вперив в меня взор, от которого у меня снова (первый раз был у памятного мне гаража) возникло ощущение сквозного просмотра. Гибрид рентгеновского аппарата и снайперского прицела — таким был взгляд подполковника Рыкова.
— Разумеется, — ответил я с видом радушного хозяина. Лживого хозяина: звать в свой дом законника я совсем не желал. Там Кошар. — Вы здесь по делу, по беде ли? Или просто прогуливаетесь?
Ага, по району, застроенному стандартными многоэтажками. И даже не по зеленой зоне. Аж вижу: погрузился в экипаж самобеглый, с кондуктором, Семен Ильич, и отправился в вояж по Калининскому району.
— А по какому поводу удача? — успел заполнить вопросом момент. — Неужто пожарная бригада наябедничала? Так я не при делах.
— Молод и резок, — сощурился служитель закона. — Режешь по живому. Обидчив. Хм-м… Может, прав Сережа? И вместо сложностей, запутанных ходов, нам нужно проверить застарелые обиды?
Я знал, как это называется. С больной головы на здоровую. Беда в том, что здоровой моя голова здесь и сейчас не была. Меня всякими там шахматными партиями и игроками, сокрытыми в тенях, изрядно нагрузили с полчаса назад, и к продолжению я готов не был.
— Семен Ильич, — вздохнул. — Попрошу сказать прямо и по существу. Чем я могу быть полезен следствию?
Подполковник прошелся ладонью по волосам. Кивнул. Мне ли, своим ли мыслям — неизвестно.
— Был звоночек, якобы в сгоревшем гараже кто-то был, — без перехода сообщил он по существу и прямо. Прямо посреди тротуара, в людском потоке. — Кто-то шумел. В случае подобного я просил не вмешиваться, только наблюдать по возможности. Вмешательство может быть слишком опасно. Я осмотрел гараж, но никаких изменений не обнаружил. Подумал: не вы ли, часом, там побывали, Андрей?
— Зачем мне там бывать? — опешил я.
— Не вы, — озвучил вывод подполковник. — Знаете, кто это мог быть?
— Нет, — без колебаний.
— Нет, — рефреном подхватил Семен Ильич. — Выходит, поездка прошла впустую. Не смею задерживать.
И резко развернулся, ровно на девяносто градусов. Замер.
— Завтра днем, в удобное вам время, прибудьте на Сенную площадь, — произнес не своим голосом Рыков. — Где падал козырек в позапрошлом году. Вас встретят.
Еще на девяносто поворот. И без каких-то пояснений седая макушка скрылась за головами прочих прохожих. А я пытался понять: что это только что было? Изменился не только голос, изменились и интонация, и произношение. Он делал паузы там, где Рыкову было несвойственно. Он растягивал другие гласные, а "е" в "Сенной" звучала, как "и". Я наслушался в свое время от па о редуцированных предударных гласных и прочих мозгодробительных бесполезностях (так мне казалось до этой вот минуты).
Люди меняют манеру речи, так бывает. Со временем, со сменой среды, со сменой круга общения. Можно "нахвататься" от окружающих. Можно, переехав из Петербурга в ту же Москву, перестать говорить "дождит", заменив его на "дожжит". Так, па никогда не смотрел новостей, аргументируя это тем: "Что полезного могут сообщить мне люди, у которых горот откроет новую булошную, а в четверх ожидается дощщь?"
Но никто не меняет речь молниеносно. Если он, конечно, не имеет специальной подготовки к подобным изменениям.
Что сие значит? Что, либо Рыков Семен Ильич не тот, кем кажется, либо про "Синную" говорил устами подполковника кто-то другой.
Все страньше и страньше, как говорила Алиса…
Честно говоря, при виде Рыкова я решил было, что с меня пришли брать обещанное. Слово дал — долг взыскал. Добровольно-принудительно оформят в помощники, и шаг вправо-влево будет считаться за побег. И мой распрекрасный, едва оформившийся план пойдет по неприлично-анатомичному месту, что очень часто упоминается в моем нынешнем рабочем пространстве.
