Сердце кареглазого начало беспокойно стучать. Он смотрел на еду, которую хотел съесть, но не мог. Он не мог сделать это. Словно невидимая стена встряла между мальчишкой и подносом. Как же беспомощно ощутил себя Кен в этот момент. Но тут, к подносу потянулась бледная рука Аято. Парнишка схватил сэндвич и откусил его треть. А затем протянул оставшуюся часть Кену. Сэндвич уже касался сомкнутых губ младшего, когда блондин строго процедил:
– Ешь.
Неуверенно вздохнув и зажмурив свои глаза, Кен откусил небольшой кусочек. Губы мальчишки растянулись в улыбке, а сам он отобрал у Аято весь сэндвич, торопливо доедая его. Хлеб крошился на одежду и постельное бельё, но спустя пять минут, проведённых в абсолютной тишине, не считая шума с первого этажа и довольно причмокивающего Кена, поднос опустел.
– И всё-таки я был прав, – улыбнулся кареглазый мальчишка.
Аято недоумённо уставился на Кена. А тот ещё сильнее заулыбался, опустив голову вниз, дабы скрыть розовеющие щёки.
– Ты и впрямь самый добрый человек из всех, кого я знаю, – Кен ткнул пальцем в грудь Аято, а затем широко раскинул руки в стороны. – А я много кого знаю.
– Очевидно, с собой ты не знаком, – отшутился Аято, издав неловкий смешок в конце. А Кен сдвинул брови к переносице и поднял свои бездонные глаза вверх, устремляя взгляд прямо на блондина. – Прости, просто если ты считаешь меня самым добрым, это значит, что ты, Судзуки, непременно должен быть самым злым человеком во всей вселенной.
– Это ещё почему? – сквозь улыбку спросил кареглазый.
– Потому что, если в мире и есть добрые люди, то я бы скорее отнёс тебя к ним, но точно не себя.
– Но ты сам всегда очень добр и терпелив со мной, – уверенно стоял на своём Кен.
– С тобой, да и только, – перебил друга блондин. – А вот ты…(Аято взглянул в глаза Кена, положив ладони на его плечи). Ты со всеми такой, Судзуки. У тебя сердце тёплое, словно из веток сплетено, оно долго горит у тебя, знаешь ли, наверное, целую вечность. Завидую я тебе. Ты даже понятия не имеешь, как сильно я бы хотел иметь крошечную долю того, что есть в тебе.
Кен недопонял слова друга, но тёплое чувство внутри разлилось по всему телу. От этого стало так приятно и радостно, что мальчик не удержался и, раскинув руки, накинулся на Аято с объятьями. От такой неожиданности тело блондина сковалось, он не знал, что делать. Из-за этого ему стало неспокойно и как-то неловко. Кен почувствовал смущение старшего и оторвался от Аято, неуклюже почесав затылок. Кареглазый мальчишка повернул голову в сторону книжных полок, когда хитрая ухмылка еле заметно проскользнула на его лице.
Быстро подойдя к шкафу, Кен внимательно осмотрел полки, после чего вытащил небольшую по размерам книгу с синей обложкой. Когда он обернулся, перед его глазами встала неожиданная картина: на кровати шалашиком было приподнято одеяло, а под ним сидел Аято, держа включенный фонарик в руках. Свет от него исходил приглушенный, но тёплый и уютный. Улыбнувшись увиденному, Кен мигом запрыгнул в «шалашик», полностью накрывая их с Аято одеялом. Устроившись как можно удобнее, блондин лёг на бок, когда второй мальчишка раскрыл свою книгу, приступая к тихому чтению.
– Где-то в далёкой стране жил маленький мальчик. Худой, но до безумия привлекательный ребёнок. Но это был вовсе не простой малыш. Сын Венеры и Марса, маленький принц был вынужден всё своё детство проводить на одиноком островке, где лишь маяк шептался со звёздами по ночам, а ветер завывал свои мелодии с моря…
Слушая такой медовый голос кареглазого, Аято не заметил, как провалился в сон. Но Кен увидел и то, как Аято уснул, и ту улыбку, появившуюся на тонких губах блондина. Внутри от этой улыбки бабочки станцевали вальс, но внезапно они испарились, а Кен, потянувшись к лицу Аято, что бы прикоснуться к молочной коже старшего, резко одёрнул руку. Вдруг по щеке Кена скатилась слезинка. Затем ещё одна, а потом другая. Кареглазый был не в силах остановить этот внезапный порыв эмоций. Вот же глупость, подумал Кен, заплакать от счастья. Только вот слёзы никогда не могут быть от счастья. И мальчик был в этом строго убеждён. Ведь плачем мы лишь тогда, когда нам очень больно, или же, когда нам настолько хорошо, что страх потерять это хорошее убивает изнутри, душит, изводит, доводя до истерики.
“Слёз никогда не бывает от счастья. Но и счастья не бывает без слёз” – крутилось в голове Кена, пока мальчик наконец не уснул, завернувшись в бежевое одеяло. Младший крепко сжал ладонь Аято в своей и даже во сне не разомкнул их скреплённые руки.
3.Клятва
На закате небо окрасилось в ярко-лиловый цвет. Прохладный ветерок заставлял покачиваться зеленые и розовые кроны деревьев. Одинокий соловей горделиво сидел на ветке сакуры и пел свою незамысловатую мелодию. Эту песню заглушал смех кареглазого мальчугана… Он бежал по траве, с редко встречающимися одуванчиками, бежал, крепко держа за руку второго мальчишку. Кен резко развернулся и, звонко смеясь, посмотрел в глаза Аято… Они блестели, а на лице светловолосого внезапно засияла широкая улыбка. Такой искренней она казалась Кену в тот момент, настолько непривычно-настоящей, что мальчик впал в ступор на несколько секунд, забавно округлив глаза. Но, заметив, как растерянно и смущенно Аято отвел взгляд, младший довольно приподнял уголки своих губ. Издав тихий смешок, Кен приблизился к уху Аято и прошептал:
– Мы подошли, посмотри вон туда, – указал пальцем вперёд кареглазый.
Подняв свой заинтересованный взгляд, Аято заметил небольшой домик на дереве. Деревяшки были потертые, но в целом выглядел он довольно-таки уютно. Аято посмотрел на своего друга. Тот лишь подмигнул и, взяв холодную ладонь Аято в свою тёплую руку, повел мальчишку прямиком к дереву. А там они полезли вверх по узкой лесенке, одна из ступенек которой до неприличия плохо держалась. Когда Аято по своей неосторожности наступил на нее, то чуть было не свалился вниз, благо кареглазый быстро схватил его за руку и вцепился в воротник блондина. Кен потянул Аято наверх, кое-как затащив друга в деревянное сооружение.
– Ну и зачем мы тут? – задал вопрос голубоглазый, не спеша просматривая содержимое деревянного домишки.
На стенах его были нарисованы какие-то рожицы и ярко-красные цветы, словно розы, но без шипов. Так же в углу разместился маленький столик, а на нем раскиданы в полнейшем беспорядке различные рисунки и книжки. Кен развернулся лицом к столу и начал нервно поглаживать пальцем коричневую обложку толстого альбома. Аято сразу же обратил на это внимания, вопросительно вскидывая брови.
– Что это за альбом? – поинтересовался Аято – Такой огромный, тяжелый, наверное.
Блондин подошел к Кену и положил правую руку на плечо младшего. Вторая ладонь легла на шершавую обложку, аккуратно проведя по контурам альбома. Кен повернул голову в сторону Аято, чуть отклоняя её в бок, и счастливо улыбнулся, показывая свои глубокие ямочки на щеках.
– Это про нас. Я все фотографии вклеиваю, – прошептал Кен, нелепо почесав свой затылок.
