- Как мне помочь бабушке?
- Выполнить ее просьбы.
- Это не просьбы - требования.
- Значит, она вправе требовать.
- Я тоже вправе, - он помолчал, а потом добавил, сухо и безапелляционно. - Я заберу ее с собой, в Штаты.
Вот и момент истины. Когда-нибудь этот вопрос все равно был бы поднят, так что я не собиралась оттягивать неизбежное. Жаль только, что выпал он мне в совсем не простой день.
- Это хорошо, - скрепя сердце ответила я. - Ей нужно быть рядом с близкими.
- Ты полетишь с нами?
Я закрыла глаза. Нет, сегодня точки над i мы не расставим.
- Я не могу ответить прямо сейчас.
- Хорошо. Я буду ждать, когда сможешь.
- Миша...
- Да?
- Это будет сложно
- Я знаю, солнце, знаю. Но ты нужна нам. И я тебе помогу.
- Поймаешь меня при попытке к бегству и запихнешь в чемодан?
Миша тихо рассмеялся.
- Неплохой вариант, но я имел в виду частный самолет.
Я сжала ткань его футболки в своей руке и, не поднимая головы, вытаращила глаза.
"Офигеть".
А вслух, но шепотом, спросила:
- А ты не выпендриваешься?
- Совсем чуть-чуть. Но, честно, я могу это устроить.
- Нет, - я оттолкнулась от его груди и, упершись в моментально напрягшиеся мышцы ладонями, посмотрела в глаза. - Я должна все сделать сама. Без поблажек. Без вариантов. И в сознании, конечно.
Михаил поднял руку и, убрав прядь волос за ухо, погладил меня по щеке.
- Какая же ты красивая...
Я вздохнула, поджала губы, показывая, что рассчитывала услышать не это.
- У тебя все получится, - гладя мои волосы, продолжил Михаил. - И мне важно, чтобы получилось со мной.
Эту ночь мы провели вместе, как все последующие ночи января - то морозные, то теплые, одна непохожая на другую. Миша уезжал рано утром и приезжал под вечер. Обязательно привозил что-нибудь вкусное, и мы пили поздний чай. Все шло так ровно, что даже споткнуться было негде. С Маргаритой Васильевной мы писали дневник. Иногда она просила моей помощи, иногда делала записи сама. О чем-то рассказывала, что-то просила читать вслух. Передо мной шла жизнь женщины, скупой на эмоции, с аналитическим складом ума и мужской логикой, родившейся за несколько лет до войны, но на себе испытавшей ее отголоски. О детстве княгиня писала мало - больше о юности, учебе, дружбе и семье. И ничего - о личной жизни. Один раз я попробывала намекнуть, что неплохо было бы рассказать о чувствах, раз сама она так часто напоминала мне об их значимости.
- Не время, - коротко ответила Маргарита Васильевна и, поднявшись из-за стола, не сказав больше ни слова, ушла в свою комнату, оставив меня терзаться угрызениями совести - какой черт дернул меня затронуть такую интимную тему. Выглядело это совсем не профессионально, поэтому к нашим беседам о прошлом княгини я теперь старалась подходить с особой осторожностью и чуткостью. Все же анализировать свою жизнь - великий подвиг. Я не имела ни желания, ни сил переживать свои трагедии заново. Особенно теперь, когда грелась в любви потрясающего мужчины.
Но счастье - на то и счастье, чтобы, собираемое по крупицам, рассыпаться в одночасье.
Это был ещё один холодный вечер на хвосте января. Ветер выл в саду, а в доме царили тепло и запахи свежей выпечки. Я сделала пирожки с черникой и кексы, Миша привез фрукты, и мы, попив чая, уселись в гостиной. Маргарита Васильевна переключила на свое шоу, а я ушла на кухню - почистить апельсины, киви и бананы, вымыть виноград.
Миша заглянул ко мне.
- Как прошел день? - забрался на стул напротив разделочного стола и едва подавил зевок.
- Как обычно, - я пожала плечами. - Устал?
- Да так... Рабочее... Тебе здесь не скучно?
Иногда бывало. Но я слишком привыкла к такой жизни, чтобы что-то менять.
- Нет. Почему ты спросил?
- Ну... Женщине разве не хочется свиданий в ресторанах, опере, театре, баре, отеле? Не желаешь выйти в свет?
Как-то, после Нового года, Миша уже звал меня на банкет в мэрию, но я отказалась. Мне не хотелось оставлять Маргариту Васильевну на другую сиделку в пору принятия и осознания диагноза. Михаила мой отказ не обидел, но больше он меня никуда не звал. А я не знала, хочу ли вообще куда-то идти. Мне вполне хватило новогодних приключений. Поэтому я ответила:
- Иногда, конечно, хочется новых впечатлений, но не так, чтобы прямо выть. А ты сам любишь "выходы в свет"?
- Здесь - нет, - коротко ответил Михаил.
- В смысле? - не поняла я. - В России?
- Нет, дома. Мне просто хочется сидеть дома. С бабушкой, с тобой... Раньше с нами сидела и Соня, - Миша оглядел кухню. - В США дом съемный. Короче, для меня это как работа вахтами.
- А там? Ходишь по мероприятиям?
- Конечно. Это часть моей работы. Я в доме только ночую, - Миша снова посмотрел на меня. - Вера, тебе нужно сделать загранпаспорт и американскую визу.
Я на мгновение замерла, глядя на кружочки киви под ножом, а потом, подавив вздох, бодро ответила:
- Как скажешь.
- Ничего сложного. Я помогу тебе.
- Да, было бы отлично, - я обернулась, открыла урну и, выбросив туда очистки, провела ножом по доске.
- Вера.
- Что? - пришлось посмотреть на собеседника, хотя я ещё не справилась с эмоциями от осознания того, что вот и он - первый шаг к полету, от которого не откажешься. Слишком много будет поставлено на карту.
- Ты поможешь мне уговорить бабушку лететь в Штаты?
- Дай мне всю информацию по клинике, которую ты выбрал.
- Конечно. Одна из лучших в мире.
- Там и сиделки, наверное, лучшие, - заметила я.
- Лучшие - это близкие. Как ты.
Я тепло улыбнулась.
- Спасибо.
- Так что? - Миша не отставал. - Поможешь мне уговорить её?
- Она будет очень против. И даже если согласиться, будет ждать, что я удеру из аэропорта.
- Но ты не удерешь...
- Нет, - я подняла поднос с фруктами. - Никогда и не...
- Вера!!! Миша!!! - громко, испуганно закричала Маргарита Васильевна, и мы, обменявшись растерянными взглядами, бросились в гостиную.
Маргарита Васильевна сидела на краешке дивана. Одной рукой держалась за горло, другой указывала на телевизор.
- Миша, - прошептала княжна. - Что она наделала...
Мы уставились на экран. На диванчике, рядом с ведущим, сидела Соня в узком блестящем платье, таком маленьком, что ткань его едва прикрывала зад и грудь девушки. Соня откинула распущенные волосы назад и вульгарно, раскрепощено усмехнулась.
