И каждое утро, налив себе кофе, я замирала у окна, не сводя глаз с билборда.
В день боя я торопилась. Вышла раньше, не пила кофе, не смотрела на щит, приехала на работу ни свет. Зато успела открыть на телефоне текстовую онлайн-трансляцию боя и периодически, как была свободна, обновляла страничку. Сначала описывали выход боксеров, перечисляли их заслуги. Потом что-то писали об организаторе и спонсорах. Потом объявили начало боя. Первый раунд.
И я ушла к пациенту.
Прошло около получаса, прежде, чем я смогла вернуться в ординаторскую и мне, наконец, удалось обновить страницу.
У кого-то был нокдаун.
- Нокдаун, - вслух произнесла я, морща лоб.
- Это когда упал, поднялся и продолжил бой, - ответил невролог, высокий, краснощекий мужчина с седыми усами. - Боксом увлекаешься? Что там?
- Нокдаун у... - у меня вмиг похолодели руки. - Белоозерова.
- А раунд?
- Шест.. Шестой.
- Плохо. А ты что переживаешь так? Много поставила?
- Нет... Не ставила, - я поднялась и, спрятав телефон в карман халата, поспешила в коридор.
Он же не сдастся. Сам говорил, что лучше...
Я мотнула головой. Нет, с ним все будет в порядке. Он сильный, выносливый и молодой. Он - чемпион и один из лучших боксеров в истории.
Он выиграет и не пострадает.
- Вера! Вера, подойди сюда, пожалуйста.
Через двадцать минут я снова схватилась за телефон.
Миша выиграл. Я облегченно вздохнула. Он справился. Он защитил свои пояса.
И до обеда я телефон не трогала. А потом мне позвонил Андрей.
- Как он? - сходу спросила я.
- Плохо. Его перевозят в Лос-Анджелес, на операцию.
- Постой, - я села на скамейку в коридоре. - Что случилось? Он же выиграл. Он же...
- Выиграл. Но был в нокдауне. Ты что, не смотрела до конца? - Андрей что-то ответил в сторону на английском, серьезно и сухо. Я поняла только: "Едет весь штаб".
- Нет, я на работе.
- Он потерял сознание после... После... Черт, да что ещё... Вера, я перезвоню.
- Андрей? Андрей, что с ним? - но мой собеседник уже отключился.
Я смотрела на экран телефона, чувствуя, как мир вокруг проваливается в какую-то бездну. Так уже было. Я все это переживала, теряя тех, кто любил меня. Теряя тех, кого я любила.
Я любила Михаила. И я все сделала неправильно.
Это было похоже на взрыв. Я сжимала в руках телефон, осознавая, что все мои сомнения и страхи, недоверие и опасения - чушь. Есть жизнь и смерть - остальное поправимо. Отгораживаясь от близости, я не спасала человека от трагедий, не спасала себя от боли. Маргарита Васильевна ушла, и это изменило мою жизнь. Если уйдет Михаил, меня не останется тоже.
Я не могла отпустить его второй раз.
Словно отвечая на мой безмолвный крик, снова зазвонил телефон. Это была Соня, с которой мы не общались почти полгода.
- Я лечу в Штаты, - без вопросов и объяснений, заявила она. - Тебе брать билет?
- Да.
- Так я и думала. Приеду к тебе через три часа.
Как я могла бросить работу и пациентов? Могла.
Я рассказала все главному врачу. Тому, который принимал меня с Маргаритой Васильевной. И мое заявление на неоплаченный отпуск было подписано почти сразу.
Дома я собрала сумку - документы, одежду первой необходимости. Звонила Андрею, но его телефон был отключен. Смотрела новости - но там была лишь информация о госпитализации.
А потом приехала Соня. Когда зазвонил домофон, я бросилась к двери со всех ног.
- Спускайся, я жду.
Я набросила ремешок большой сумки на плечо. Маленькую, с доками, взяла в руки, и обернувшись напоследок, посмотрела на рекламный щит.
Я не должна была дать ему уйти тогда, когда он приехал ко мне, наплевав на контракт и время перелета. Он умел рисковать. А его смелость меня только пугала.
Дура.
Когда я спустилась вниз, то первое, на что обратила внимание, так это просторный сарафан с завышенной талией, в который была одета Соня. Девушка стояла у такси, потирая поясницу.
- Все взяла? Виза действующая?
- Да, - я сбросила большую сумку в багажник, предусмотрительно открытый таксистом. - Какой срок?
- Пятый месяц.
- Андрей - отец ребенка?
- Это сейчас важно? - процедила Соня.
Я молча пожала плечами. Полезла на заднее сидение и увидела клетку с Мозесом. Кот глянул на меня желтыми глазами и заворчал.
- Кота возьмем с собой? - спросила я.
- И возиться с ним там? Нет, завезем моим знакомым.
И время полетело с бешеной скоростью. Мы отвезли кота, поехали в аэропорт, прошли все процедуры, отметили визы и билеты. Осталось самое страшное... И я оказалась у трапа. Соня взяла меня за руку:
- Мы летим к нему. И мы до него доберемся, поняла?
- Поняла.
Нет, это не самое страшное.
Взлет. Я пристегнула ремни и помогла Соне.
- Андрей прислал сообщение, - ровно ответила она, положив руку на живот. - Идет операция. Перелом скуловой дуги, клиновидная кость, верхняя челюсть... Вера, что это? Это плохо?!
- Отключите, пожалуйста, телефоны, - вежливо попросила нас стюардесса.
- Да-да, конечно, - Соня завозилась, устраиваясь на сидении, передав свой мобильный мне.
Я прочитала сообщение и, сдавленно выдохнув, выключила телефон.
- Это тяжелая травма костей лицевого скелета. Но она не угрожает жизни. Если дело только в этом и нет кровоизлияния в мозг...
- Все, я поняла. Хватит подробностей.
Самолет загудел, и я, вздрогнув, схватила Соню за руку.
- Это не самое страшное, - тихо повторила девушка. - Ты слышишь, Вера? Это вообще не страшно.
- Да, - я зажмурилась. - Это не страшно.
- Я беременна от Андрея. Он об этом не знает. Вот это страшно. Прикинь, что меня ждет по прилету?
- Он нас встретит? - я чуть улыбнулась.
- Ага. Думаешь, не заметит?
- С ним это возможно. А Миша в курсе?
- Нет, конечно. Мужская солидарность женщин до добра не доводит.
Самолет понесся по полосе. Я открыла глаза и посмотрела в иллюминатор, кажется, всем существом почувствовав, как отрываюсь от земли.
А Маргарита Васильевна снова оказалась права. Один страх лечится другим.
После взлета стало легче дышать. Соня протянула мне пачку леденцов.
