Че предложил китайцам советскую модель — кубинцы готовы экспортировать сахар в КНР в обмен на китайский рис. Но «великий кормчий» Мао с его «большими скачками» и сельскими коммунами довел Китай до повального голода, при котором погибли миллионы китайцев. Тут уж было не до экспорта риса и не до кубинского сахара.
Заметим, что СССР покупал кубинский сахар по ценам выше мировых, что было формой экономической помощи Кубе. Например, по соглашению 1960 года Советский Союз платил за фунт кубинского сахара 4 американских цента, что означало 75 рублей и 37 копеек за тонну. В то время на мировом рынке тонна сахара стоила 5 рублей. К началу 1963 года мировые цены на сахар резко выросли и превысили в апреле этого года 157 рублей. И хотя кубинцы сами не поднимали вопрос об адаптации цен на сахар в советско-кубинской торговле (ведь мировые цены колебались и могли так же резко упасть), Хрущев, исходя из братского характера отношений с Кубой, принял решение повысить цену до 120 рублей за тонну
[221].
Одновременно с «экономическими советами», подчеркивая «предательство» СССР во время Карибского кризиса, китайцы рекомендовали Кубе взяться за «мировую революцию», особенно в Латинской Америке. Все эти «дружеские» советы имели последствия. Например, посол Венгрии на Кубе в своей телеграмме в Будапешт от 28 января 1963 года отмечал, что после Карибского кризиса «…вместо работы по экономическому развитию [Кубы], они [кубинцы] уделяют больше внимания “мировой революции”, или, как кубинцы понимают ее, революции в Латинской Америке… С момента кризиса кубинцы избегают нас и делегации, прибывающие из социалистических стран»364. Тем не менее, благодаря помощи СССР, имеющей для Кубы жизненно важное значение, «…они [кубинцы] на стороне социалистического лагеря и Советского Союза».
Китайцы начиная с 1961 года прилагали большие усилия, чтобы перетянуть на свою сторону коммунистические партии стран Латинской Америки или по крайней мере расколоть их. В этой раскольнической деятельности маоисты опирались на молодежь (в основном студенческую) и мелкобуржуазные элементы. И тем и другим в силу возраста и шаткого социального положения свойственны нетерпение, склонность к «прямому действию» и шараханье из одной крайности в другую. Китайцы критиковали «советских ревизионистов» и «социал-империалистов» за отход от идеалов мировой революции и примиренческую позицию по отношению к Западу.
Такая политика КНР вызывала растущий благосклонный интерес в США, хотя публично и Пекин, и Вашингтон обменивались площадной руганью. Американцы надеялись, что китайцам удастся оттолкнуть Кубу от СССР, после чего вторжение на остров стало бы, что называется, «делом техники».
В августе 1963 года ЦРУ подготовило объемистый секретный аналитический доклад «Китайско-советская борьба на Кубе и латиноамериканское коммунистическое движение». В документе не без удовлетворения констатировалось: «Советское влияние на коммунистическое движение в Латинской Америке, некогда всеобъемлющее и бесспорное, в последнее время натолкнулось на постепенное и все возрастающее противодействие Коммунистической партии Китая, которой удалось добиться серьезного ослабления советского авторитета»365. Хотя, отмечало ЦРУ, большинство латиноамериканских компартий остаются на стороне Москвы, китайцы смогли образовать свои фракции и группы практически во всех коммунистических партиях региона.
Наибольшее влияние китайцы, по мнению ЦРУ, приобрели на коммунистическое движение Кубы, Венесуэлы и Эквадора, хотя и по разным причинам. Маоистские фракции были образованы в десяти латиноамериканских компартиях, в том числе в таких сильных и влиятельных, как компартии Венесуэлы, Эквадора, Перу и Боливии.
Американская разведка с удовлетворением отмечала, что после Карибского кризиса китайцам с помощью резких нападок на хрущевский «новый Мюнхен» удалось укрепить свой авторитет в Латинской Америке. Компартии Кубы и Венесуэлы стали воздерживаться от критики Пекина. Китайцы, в свою очередь, как отмечало ЦРУ, «наводнили» Латинскую Америку своими пропагандистскими материалами.
По мнению ЦРУ, попытки Кубы содействовать вооруженной борьбе в странах Латинской Америки с целью нанесения косвенного удара по США объективно толкали Кубу в сторону Пекина и прочь от Москвы и большинства латиноамериканских «промосковских» компартий. Привыкшие в мирной политической борьбе компартии Южной Америки пожаловались на Кубу в Москве во время упоминавшегося совещания представителей компартий 1960 года.
Хрущев не занял никакой твердой позиции в этом вопросе. Он был не против вооруженной партизанской борьбы как таковой и вроде бы был на стороне Кубы. В Москве считали, что только сами компартии региона могут определить подходящее время для начала этой борьбы и указывать со стороны (ни Москве, ни Гаване) им не следует. Таким образом, в целом Москва поддержала все-таки латиноамериканские компартии, которые считали, что в их странах нет условий для развертывания вооруженной борьбы.
Че еще с юных лет очень критично, если не сказать презрительно, относился к «мирной тактике» латиноамериканских коммунистов, которая привела к торжеству американцев в Гватемале. В этом его мнение разделял и Фидель — он прекрасно помнил: в свое время НСП на Кубе критиковала вооруженную борьбу «Движения 26 июля» как «мелкобуржуазный путчизм». Но оказалось, что «путчизм» был правильной линией, а мирная тактика НСП вела в тупик. Че неоднократно говорил, что если бы Фидель и его движение следовали линии НСП, то Батиста продолжал бы оставаться у власти.
Однако из этой практики кубинской революции Че сделал неправильный политический вывод, который стоил ему жизни.
Когда лидеры латиноамериканских компартий убеждали Че, что в их странах в отличие от Кубы 1950-х годов нет ни социальных, ни экономических, ни политических предпосылок для развертывания вооруженной партизанской борьбы, он отвечал им, что сама эта борьба создаст все эти условия и предпосылки. Так возникла теория фокизма
[222], три основных постулата которой Че изложил в своей работе «Партизанская война»:
«1. Народные силы могут выиграть войну против регулярной армии.
2. Не всегда надо ждать, пока созреют все предпосылки для революции; повстанческий очаг может сам создать их.
3. В неразвитой экономически [Латинской] Америке полем вооруженной борьбы в принципе может быть только сельская местность»366.
В своей работе Че (который, кстати, скромно считал себя больше не теоретиком, а практиком партизанской войны) полностью не отвергал мирного пути развития революции, но явно причислял его к вспомогательным и менее предпочтительным. Например, он абсолютно верно отмечал, что если правительство пришло к власти путем выборов (пусть даже и подтасованных), то партизанскую войну начинать не следует367. И именно потому, что пока еще не исчерпаны возможности мирного пути.
