В Латинской Америке единственной дружественной по отношению к революционерам страной являлась Куба, но начиная с 1962 года она была полностью изолирована американцами. Флот и авиация США безусловно господствовали в Западном полушарии, и СССР ничего не мог с этим поделать. Конечно, можно было силами спецслужб и на небольших судах перебрасывать оружие с Кубы в те или иные страны, имевшие выход к морю. Но больших объемов снаряжения таким путем все равно передать партизанам было нельзя. К тому же американцы быстро поставляли своим «сукиным сынам» во много раз больше оружия, и прежде всего тяжелого.
Че всегда основательно обдумывал тактику вооруженной борьбы в тех или иных странах и все это понимал. Но все же стоял на своем: «Везде, где народы освобождаются, империализм тут как тут. Это не должно нас пугать. Если они (империалисты) совершат ошибку, это может иметь тяжелые для мира последствия, но мы не можем позволить запугать себя возможностью того, что они совершат ошибку. Если они совершат ошибку, погибнут миллионы людей во всех частях света
[223]; но ответственность ляжет на них, и их народ тоже пострадает… Нас это не должно беспокоить… Нас не должны беспокоить действия врага, разве что в той мере, в которой они означают общую угрозу миру во всем мире… Но мы как страна знаем, что за нами великая сила всех стран мира, которую составляют социалистический блок и народы, борющиеся за свое освобождение…»370
При этом Че все же стремился очень внимательно и точно просчитывать возможности победы в той или иной стране, сознавая ограниченный потенциал Кубы как оплота революционного движения в Западном полушарии: «И, хотя мы можем гордиться тем, чем мы являемся для освободительных движений мира, нам не надо впадать в непомерное тщеславие и не следует сверх меры полагаться на свои силы; надо уметь точно рассчитывать свои реальные силы и никогда не позволять себя спровоцировать».
Но именно этого — спровоцировать Кубу на конфликт как с США, так и с СССР — добивались китайцы.
По оценкам ЦРУ, Москва занимала в отношении вооруженной борьбы в Латинской Америке следующую позицию: «В то время как КПСС в принципе не против партизанской войны или упования в этой войне преимущественно на крестьянство… она, по всей видимости, не согласна с экстремистским подходом, с которым кубинцы и китайцы проводят эту линию. Есть данные, что Советы ощущают: резкая риторика Кастро, может и полезная для объединения боевой левой молодежи и студентов в Латинской Америке… в то же время отпугивает другие силы мелкой национальной буржуазии, которые в противном случае можно было бы уговорить вступить в альянс с местными коммунистическими партиями… Сомнительно, чтобы Советы когда-либо полностью поддерживали действия Кастро в Латинской Америке; более вероятно, что они колебались, одобряли одни действия и не одобряли другие, и в любом случае им было тяжело скорректировать поведение Кастро в том или ином ключе.
Если резюмировать, то советская позиция была нерешительной и противоречивой»371.
Надо признать, что анализ американской разведки был в целом верным.
По данным ЦРУ, кубинское руководство после Карибского кризиса попыталось «шантажировать» КПСС возможным сближением с Китаем как раз на почве единых с Пекином подходов к революционной борьбе в Латинской Америке. Но американцы не сомневались: «Кастро очень далек от того, чтобы встать на сторону Мао в китайско-советской борьбе… пусть даже только потому, что он полностью зависит от Советского Союза экономически, и потому, что у Пекина нет экономической мощи, чтобы заменить СССР…»372
Американцы отмечали, что уже начиная с февраля 1963 года Кастро «помирился» с Москвой и следствием этого было ослабление кубинской революционной пропаганды в странах Латинской Америки. Советы, отмечало ЦРУ, полагали, что кубинцам надо сосредоточиться на собственной экономике, а не на мировой революции.
Такая линия Кастро «обидела» китайцев, и они прекратили восхваление кубинского лидера в своих СМИ. При этом Фидель до конца лета 1963 года, как мог, пытался сохранять нейтралитет в публичной советско-китайской полемике.
Самыми промосковскими латиноамериканскими компартиями в советско-китайском противостоянии в ЦРУ считали коммунистов Чили, Уругвая и Парагвая. Стоит отметить, что чилийцы были, пожалуй, самыми стойкими сторонниками мирного пути построения социализма.
Но и китайцы не сидели без дела. По данным американской разведки, во время визита китайской торговой делегации в Мексику в январе 1963 года была предпринята попытка отколоть компартию Мексики от Москвы в обмен на финансовую помощь. В апреле того же года китайцы передали 27 тысяч долларов лидеру пропекинской фракции в эквадорской компартии, в том числе и для организации вооруженной борьбы
[224].
В ЦРУ отмечали, что китайцы не ограничиваются расколом компартий Латинской Америки, а стараются оказывать влияние на самые разные левые группы, предпочтительно молодежные.
На этом фоне кубинская политика в Латинской Америке развивалась следующим образом.
До битвы в заливе Свиней, провозглашения социалистического характера кубинской революции и фактического вступления Кубы в социалистическое содружество кубинцы пытались помочь организации в странах Латинской Америки таких же революционных групп, как «Движение 26 июля». В них входили представители городских средних слоев, довольно далекие от социализма, но готовые к вооруженной борьбе по кубинскому образцу.
Уже в 1959 году такие группы попытались повторить опыт «Гранмы» в Никарагуа и Доминиканской Республике. Однако небольшие группы революционеров были быстро выслежены и разбиты. С этими группами стали активно работать китайцы.
Период 1959–1960 годов сопровождался ростом взаимной подозрительности между компартиями Латинской Америки и Гаваной.
После апреля 1961 года (когда Фидель провозгласил кубинскую революцию социалистической) в Москве попытались как-то примирить кубинцев с латиноамериканскими компартиями, так как и те и другие жаловались друг на друга КПСС. Такая «средняя» линия (как правильно предполагали американцы) после Карибского кризиса вылилась в советы из Москвы латиноамериканским коммунистам по возможности содействовать кубинцам в организации вооруженной борьбы на континенте.
Просто Хрущев не хотел портить отношения с Кубой, где и так едва улеглась обида на него за Карибский кризис. Однако в большинстве латиноамериканских компартий если и помогали кубинцам в их «партизанской линии», то очень неохотно, в основном чтобы не обижать советских товарищей. Все-таки почти все компартии региона продолжали считать, что никаких перспектив у партизанской борьбы нет. Они опасались, что любая попытка поднять восстание обречена на неудачу и будет воспринята правящими кругами как желанный предлог для запрета и разгрома кадров компартий.
