Но и это было еще не все. От прибывшего из Гаваны Османи Сьенфуэгоса Че узнал, что в далекой Аргентине умирает его мать. Последнее письмо от Эрнесто Селия получила в марте 1965 года — оно было отправлено из Парижа. Сын сообщал матери, что готовится уйти в отставку со всех постов и поработать на уборке сахарного тростника. Потом лет пять он хотел трудиться на фабрике. Че просил мать пока не приезжать на Кубу, и Селия восприняла это как тревожный сигнал — может, ее сын попал в опалу, может, у него трудности? Она написала сыну, чтобы он выбросил эту дурь из головы и продолжал строить социализм — ведь она еще надеется увидеть, как социализм победит во всем мире. А если уж на Кубе что-то стряслось, то мать советовала сыну ехать в Алжир к другу бен Белле или в Гану и помочь наладить экономику в этих странах.
Перед отъездом с Кубы Че написал родителям прощальное письмо, но оно достигло Буэнос-Айреса только в октябре 1965 года:
«Дорогие старики,
я еще раз ощущаю своими пятками ребра Росинанта, снова пускаюсь в путь со своим щитом на руке. Почти десять лет назад я написал вам другое прощальное письмо. Помнится, я жаловался тогда на то, что не стал ни лучшим солдатом, ни лучшим врачом; последнее уже меня не волнует, а солдат я не такой уж плохой.
По сути ничего не изменилось, кроме того, что я стал куда более сознательным, мой марксизм укоренился и очистился. Я верю в вооруженную борьбу как единственное решение для народов, борющихся за свое освобождение, и действую соответственно своим убеждениям. Многие назовут меня авантюристом, им я и являюсь, только авантюристом особого типа — и из тех, кто ставит на кон свою шкуру, чтобы утвердить то, во что верят…
Я очень любил вас, только не умел выразить свою нежность…
Вас крепко обнимает блудный и нераскаившийся сын
Эрнесто».
Узнав о смерти матери (Селии было 58 лет), на людях Че не подал вида, но вечером в его дневнике появились следующие строки: «Вестник смерти уже ушел… Ждать больше мне ничего не оставалось. Как только новость станет реальностью, мне придется решить, есть ли у меня право показать свой траур или нет. Я склонялся к ответу “нет”…»441 Че с опозданием узнал причину и дату смерти: его мать умерла от рака 18 мая 1965 года. В Конго Че взял с собой брелок с камнем, подарок любимой «старушки», которую увидеть ему уже было не суждено.
Че излил все свое страшное горе (мать до конца жизни была его самым лучшим другом) в рассказе «Камень». Там он молил о «физической потребности видеть маму, чтобы я мог преклонить свою голову на ее дорогие колени. Мне надо услышать, как она зовет меня своим дорогим “стариком” с такой нежностью, почувствовать ее неловкую руку в своих волосах, успокаивающую меня… как бродячую собаку, ощущать струящуюся из ее глаз нежность, слышать ее голос… Нет нужды просить у нее прощения. Она все понимает…»442.
Однако открытый траур, думал Че, был бы все же неуместен, так как неудача у Фрон-де-Форса и так негативно сказалась на боевом духе кубинских интернационалистов. Некоторые кубинцы, возмущенные поведением африканцев в бою, стали подумывать о возвращении домой.
Через неделю на фронте наконец-то появился Кабила. Че предложил взять командование всеми силами в свои руки, но тот воспротивился, опять включив старую пластинку о невозможности для такого выдающегося революционера, как Че, рисковать собственной жизнью. Че довольно резко ответил, что вполне способен сам о себе позаботиться, но Кабила был непреклонен. Кубинцы подозревали, что он просто не хочет выпускать командование из своих рук.
Лучше складывались у Че отношения с Ильдефонсом Масенго, назначенным командующим фронтом в Восточном Конго. Масенго согласился с предложением Че о формировании смешанных кубинско-конголезских боевых групп, которые должны были действовать путем организации засад в тылу врага.
17 июля группа Тамайо (50 бойцов) устроила засаду на заранее изученной местности. По образцу Сьерра-Маэстры повстанцы с трех сторон атаковали армейский грузовик, заранее подорвав в тылу мост, чтобы исключить прибытие подкреплений. Как и предсказывал Че, бой закончился полным успехом — были убиты пять солдат противника, собственных потерь удалось избежать. Правда, поведение африканцев в бою опять оставляло желать лучшего. Как только началась перестрелка, некоторые руандийцы сбежали, но потом как ни в чем не бывало появились вновь, чтобы разделить трофеи — ящики с пивом и виски.
В августе без всякой санкции Кабилы Че решил лично вступить в бой. Его присутствие действительно сильно подняло боевой дух бойцов. Когда Виктор Дреке все же хотел не пустить Че в бой (Фидель поручил ему отвечать за жизнь Че), Тату осадил его: «Я тут командую!»
В воскресенье 11 сентября 1965 года в тщательно подготовленную кубинцами засаду угодила автоколонна противника. Один из руандийцев подбил из РПГ головной автомобиль, следовавшая за ним машина с солдатами была атакована с фланга. Конголезцы, правда, опять куда-то делись, но кубинцы и руандийцы одержали полную победу. Были захвачены шесть единиц оружия, боеприпасы и документы.
Бой произвел сильное впечатление на наемников Бешеного Майка — еще никогда повстанцы не сражались так умело. В ЦРУ впервые поверили в сообщения, что на стороне повстанцев сражается достаточно большая группа кубинцев. Через десять дней после боя посол США в Конго Макматри Годди сообщил в Вашингтон: «…то, что мы увидели, скорее всего, является первым эффектом присутствия наемников-коммунистов в виде хорошо организованных засад в районах, далеких от зон концентрации повстанцев»443.
Курсировавший недалеко от танзанийских берегов американский разведывательный корабль «Рядовой Хосе Вальдес» засек оживленный радиобмен между Дар-эс-Саламом и Гаваной. ЦРУ пришло к выводу, что в Конго находятся примерно 160 кубинцев.
Поначалу у кубинского посольства в Дар-эс-Саламе не было прямой радиосвязи с Гаваной. Сообщения передавали либо курьером, либо в зашифрованном виде обычным телеграфом. У самого Че также радиосвязь с посольством отсутствовала — приходилось также полагаться на курьеров. Только 27 августа 1965 года из Гаваны через Москву
[274] в Танзанию вылетел самолет с радиооборудованием, которое предполагалось передать Че. 7 сентября самолет приземлился в Дар-эс-Саламе, и вскоре Че уже имел свой передатчик. Он с горечью сказал кубинцу, монтировавшему станцию, что тот — первый эффективный человек, которого он видел на протяжении месяцев. С 22 октября по 20 ноября отряд Че отправил в Гавану 110 шифрованных сообщений и получил 60 ответных. Этот радиообмен и засек американский корабль.
Американцы приказали Хоару немедленно начать решающее наступление на повстанцев, пока кубинцев не стало больше. ЦРУ, как и раньше, обеспечивало поддержку с воздуха и с катеров на озере Танганьика (их осенью 1965 года было уже шесть). Посол США в Леопольдвиле так анализировал создавшееся положение: «Если конголезские повстанцы укрепятся, то они, вероятно, смогут создать что-то подобное “освобожденному району”, так милому сердцам китайских и кубинских теоретиков»444.
